— Тупой — это лишнее! — крикнул я. — Придурок он и так тупой, поэтому лучше использовать это слово в словосочетании «тупой баран».
Ругательства затихли, потом на крыльцо вышла растрёпанная девушка.
— Ты меня ещё учить будешь!
— Ну, я на стройке работал, у меня ж опыта больше, — как можно более миролюбиво ответил я.
— Ты куда нас привёз? Можно было просто в лесу палатку ставить. В этой халупе жить невозможно.
— Не думаю, что всё совсем плохо. Тем более, что у нас есть походные принадлежности.
— Ну, иди покажи мне плюсы этого места, — Крапива картинно ушла с крыльца, уступая мне дорогу.
Пойду смотреть наш терем.
Дом не впечатлял, но и совсем безнадёжным его назвать было нельзя. Пол тут был. Да чего уж там пол, тут был даже потолок! Окна, конечно, некоторые выбиты, некоторые целые. Мусора не так уж и много. Блогер худо-бедно, но убирал за собой. Пустые бутылки намекали, что трезвенником этот отшельник не был. Сейчас мусор был аккуратно собран в углу. Куча выглядела свежей. Скорее всего, эту небольшую уборку затеяла девушка. Какая хозяйственная!
Также колорит интерьеру придавала печь. Фактически планировка представляла из себя что-то типа небольших сеней, откуда дверной проход вёл в основное помещение, которое состояло из всего одной комнаты с кирпичной печью почти посередине. Печь была с плитой для готовки. Рядом в грязном ведре лежали кочерга и узкий совок на длинной ручке. Я открыл печную заслонку, внутри печки всё пространство было забито золой. Под большой дверкой была ещё одна поменьше, открыл — тоже всё в золе. Тут, получается, две камеры горения что ли? Ладно, с этим позже буду разбираться. Что тут ещё?
Из «ещё» присутствовали убогий стол и четыре ещё более убогих стула. На полу рядом со столом и на стульях располагались привезённые нами вещи. Удобства, очевидно, в саду. В общем, пол есть, потолок есть, стол есть, стулья есть, печь есть, дров нет, посуды нет — положительных моментов намного больше. Я, стараясь выглядеть как можно более позитивным, поделился своими выводами с Крапивой. Девушка моим энтузиазмом не заразилась, а продолжила свою странную игру по перечислению негативных эпитетов. Когда слово «вонючий» начало повторяться, я потихоньку стал прокрадываться к выходу. Что-то мне подсказывало, что всё ею сказанное в какой-то степени относилось ко мне.
— А ты ела? — спросил я, выйдя из дома и игнорируя все нелестные комментарии в свой адрес.
— Нет, не ела!
— Давай тогда перекусим и будем обустраиваться.
— Чем же ты собрался перекусывать? Гречкой? Предлагаешь на печке обед приготовить?
— С печкой позже разберёмся. Пока можно просто протеиновых батончиков съесть. Сейчас я найду, где они, — я пошёл к машине. Девушка была, мягко говоря, раздражена.
Батончики оказались в багажнике.
— Тебе клубничный, малиновый или карамельный?
— Ванильный.
— Да, и такой есть. У тебя получилось что-то вспомнить, насчёт валенок и сгущёнки? — спросил я, когда мы съели по два батончика и запили водой из последней бутылки. Придётся с водой вопрос решать самым первым.
— С чего ты вообще решил, что я должна что-то вспомнить? Что на тебя нашло? Можешь мне внятно и с самого начала объяснить, что ты устроил и зачем? Ты сказал, что я выполняю какие-то команды. Чьи команды? Да, некоторые вещи я не могу объяснить, но объяснять их так, как кажется правильным тебе, у меня нет никакого желания. Если хочешь, чтобы я что-то вспомнила, так напомни!
— Я всё расскажу, но ты сначала скажи, что-то получилось вспомнить насчёт валенок и сгущёнки?
— Не получилось. Я пыталась. В голову лезет какая-то чушь, будто мы с тобой гоняли на моей машине, и потом ты купил мне валенки. Но это кажется полным бредом.
Пока я ехал ночью, я много думал, как же помочь Крапиве всё вспомнить. Была надежда, что, если я просто ей покажу свои способности, она мне поверит. Но не сработало. А вот напоминание про сгущёнку сработало намного лучше. Но есть у меня опасение, что, если я ей всё расскажу, что с нами происходило, это не облегчит работу её памяти, а только запутает.
— Смотри, я могу тебе рассказать мою версию событий. То, что помню я. Но ты права, ты совсем не должна мне верить. Давай так. Я расскажу то, что происходило со мной до того момента, когда ты стала активной участницей всей этой истории. Про тебя и про то, что мы видели и делали вместе, я не буду ничего говорить. Ты будешь сама вспоминать. А если захочешь проверить, кажется тебе что-то или нет, то спрашивай меня. Например, если ты вспомнишь, какого размера валенки я тебе купил. Спроси меня. Я скажу, что помню я. Всё честно. Если наши воспоминания будут сходиться, значит есть определённая вероятность, что это не глюки, а реальная память о реальных событиях. Звучит фантастично, но согласись, что мои «фокусы» с ловлей камней — это немного выходит за рамки способностей обычного человека.
— Так и какого размера ты купил мне валенки?
— Ты вспомнила или просто спрашиваешь?
— Ну, в этих глюках была цифра. Назвать это воспоминанием я пока не готова.
— Тридцать восьмой. Белого цвета с калошами.
— Как ты это делаешь?! — Крапива выглядела взволнованной. Она по-прежнему мне не доверяла, но пошатнуть её уверенность в собственной ложной реальности у меня получилось.
— Я тебе говорил, что мне удалось сохранить свою память, но не удалось помочь тебе сохранить свою. Поэтому я пытаюсь что-то сделать, чтобы ты могла вернуть себе память. Если ничего не получится, то вернёшься к обычной жизни.
— А ты?
— А я, если ты помнишь, совершил уголовно-наказуемое деяние, похитив тебя. Но не это главное. Я засветился перед тренером. Это значит, что я не могу больше вернуться к обычной жизни в принципе.
— А что там с тренером? Что ты так на него обиделся? Извини, но всё это на сто процентов выглядит, как ревность.
— Ревность — это очень мягкое и ласковое слово, которое совсем не описывает то, что со мной происходит, когда я вижу, как этот персонаж к тебе клинья подбивает. Но про тренера лучше не буду рассказывать. Сама вспоминай и у меня потом проверяй.
— Ладно, тогда рассказывай, что хотел.
— Для меня всё началось с того, что я очень сильно захотел убить Елисея.
— Маугли, ты издеваешься?! Что ты несёшь вообще?! — спокойствие Крапивы, оказывается, было напускным. Она всё ещё была очень напряжена и расстроена.
— Давай я всё расскажу, а ты уже потом вопросы задашь. Ладно? Самому не верится, что это со мной было. Ни о чём не спрашивай до конца. Потом, если что не ясно, расспросишь.
— Хорошо, рассказывай.
— Так вот, я в какой-то момент стал одержим идеей убить Елисея, это сын прокурора и его действительно так зовут. Всё свободное время только об этом и думал. Скорее всего, и убил бы, но произошло ещё одно странное событие. К нам на стройку припёрлись хулиганы, наехали на нашего босса, неприлично шутили про его жену. В общем, мы подрались. Я на самом деле так себе боец. Я и гимнаст так себе, но как боец вообще никакой. Так вот во время драки меня никто не сумел задеть, я же вполне прилично себя проявил. Это было странно. Мы в итоге победили, кстати. С нами работают два парня-кикбоксера. Они тоже дрались и заметили, что я во время этой заварухи двигаюсь, как профессиональный боец. Ну, с их точки зрения. Мы на перерыве стали тестировать меня. Так вот, когда я знаю, что мне вреда причинить не хотят, я не могу ни увернуться, ни атаковать нормально. По меркам любого бойца мало отличаюсь от боксерской груши. Но парни накинулись и стали бить всерьёз. И никто из них не попал. Это было очень странно. Мы записали на видео. Действительно выглядело очень необычно. Попасть по мне обычному человеку невозможно. Я понял, что это что-то очень загадочное. Стал думать, откуда у меня эта способность. Оказалось, что единственным недавним необычным событием в моей жизни было то, что я попал в психушку. Ничего вспомнить про это посещение я не мог, но мне показалось важным постараться вспомнить, что со мной происходило. Началось всё так…
Я рассказал Крапиве, как я вспоминал, что нажрался на дне рождения. Как вышел и стал искать некую её. Как меня поместили в психушку. В общем, описал свой первый сеанс самокопания. Описывал специально очень подробно, возможно, Крапива сможет использовать мой опыт для решения своих проблем с памятью. Я рассказал, как я то вспоминал издевательства в психушке, то готовил покушение на Елисея. Потом рассказал саму атаку на Елисея, упомянув, что не смог физически нанести ему вред, хотя очень хотел. Как я мгновенно прозрел, что всё, что со мной происходит, это просто внушение. Потом описал, как сразу после осознания того, что я не буду убивать Елисея, меня скрутило. Рассказал, как я умирал и как какая-то сила снова и снова заставляла моё сердце биться, а диафрагму качать воздух.