- Я неоднократно видел тебя во время ведения. Ты выступаешь с плохо скрываемым презрением к людям. Ты равнодушен к ним самим и к поводу, по которому они собрались. Ты даже не делаешь попытки выглядеть счастливым, ты почти не улыбаешься…
- Это моя манера проведения…
- Это манера высокомерного пофигиста.
Я завёлся и совершенно искренне попытался обьяснить причину своего поведения.
- Андрюха, – воскликнул я, - клянусь своей левой рукой, а она мне дорога не менее правой, что я скорее презираю свою работу, род занятия, чем клиентов и гостей. Они всего лишь люди…
Он оборвал мою речь на полуслове своим дурацким смехом.
- Вдумайся, - выхохатывал он из себя,- вдумайся в то… что ты говоришь… Фраза «они всего лишь люди» есть высшая форма презрения.
- Почему?
Но это очкастое животное продолжало издавать звуки, услышав которые, южноафриканские гиены легко приняли бы его за своего собрата.
- Почему? – спросил я снова это человекоподобное существо, когда оно вновь превратилось в искалеченного цивилизацией Тамерлана.
- Ты сказал «они всего лишь люди», а мог сказать хотя бы «они тоже люди». Ты ставишь себя выше их. Себялюбие, гордыня и высокомерие – вот тот трёхглавый дракон, что поедает тебя изнутри. Ты им снедаем.
- Снедаем?
- О да, ты им снедаем.
- А ты снедаем глистами. Причём они у тебя высокогорные альпинисты, потому что уже добрались до мозга, но на их счастье в твоём мозгу хватает дерьма для пищи.
- Докажи мне, что я не прав.
- Зачем доказывать педику, что он сосёт член, а не конфету, если он и так это знает.
- Педик может сосать и то и другое.
- Может. Но он никогда их не перепутает.
- Скажи ещё, будто ты уважаешь людей, для которых работаешь.
- А чего ж я для них работаю?
- Ради денег.
- Одно другому не противоречит.
- Ну, так работал бы для них бесплатно.
- А ты ходил бы пешком.
- Не уловил.
- Я говорю, ходил бы пешком. На хрена тебе машина?
- Зачем мне ходить пешком, если есть машина?
- А зачем мне работать бесплатно, если могут заплатить?
- Что ты сравниваешь… член с конфетой! Машина для удобства…
- А деньги мне, думаешь, для чего? Для неудобства, что ли?
- Это софистика, - заявил Бурмака.
- Это здравый смысл, - возразил я.
- Ты неискренен.
- А ты очкарик.
- Пусть я очкарик. А ты занимаешься очковтирательством.
- Очковтирательством занимается проктолог, производя массаж простаты.
- Говорят, это больно.
- Не знаю. Но когда тебя перестанет смешить «Камасутра», пойди, сходи – вдруг улыбнёт хотя бы.
- Надеюсь, ты не обиделся.
- Обижаться – вечный удел убогих. А я здоров и физически, и духовно.
- Атеист не может считаться здоровым духовно.
- С чего ты взял, что я атеист? – удивился я.
- Разве ты веришь в Бога?
- Мне куда важнее, чтобы Он верил в меня.
- Подожди, мне казалось, у тебя скорее склонность к паранойе, а не к мании величия.
- Тебе казалось. А теперь помолчи, в такую жару мне даже спорить в облом.
- Мы не спорим.
- Не спорь – мы спорим.
- Спор - это когда…
- Заткнись.
- Ладно. Я только хочу сказать…
- Конечно, говори, но помни, что это будут твои предсмертные слова.
Бурмака насупился и замолчал.
Глава 14
Странное дело. Мы знакомы с Бурмакой лет десять, а я практически ничего о нём не знаю. Он скрытен и предпочитает болтать о ком угодно, но только не о себе. А в тех редких случаях, когда Андрей откровенничал, он делал это настолько невыразительно и долго, что я скоро терял интерес и слушал его вполуха. Поэтому я не слишком-то много могу рассказать о нём.
Андрюша рос трудным ребёнком. Сложно сходился с другими детьми, в общих играх не участвовал… В школе его невзлюбили. Он был раним и вспыльчив. Стоило кому-то обозвать его заучкой или очкариком - Андрей бросался в драку. Для словесной перепалки ему не хватало лёгкости и остроумия, а для того, чтобы поколотить обидчика, не всегда хватало сил, поэтому он дрался отчаянно, пуская в ход всё, что попадалось под руку, включая острые предметы.
Учился он на отлично. Что, само собой, не прибавляло ему популярности среди одноклассников. Он мог бы, наверное, окончить школу с золотой медалью. Но драки, бесконечные драки как в школе, так и во дворе… И не безобидные потасовки, без которых в принципе не обходится наше мальчишеское детство, а серьёзные, страшные схватки, дальше чем до первой крови, с тяжёлыми последствиями… В третьем классе он запустил в противника цветочным горшком; спустя год в столовой он бросился на старшеклассника с вилкой и не только отбил у того всякий аппетит к дерзким шуткам, но и чуть не лишил его глаза…