Колин Гувер
В поисках Золушки
Пролог
— Ты сделал татуировку? — я уже в третий раз задаю Холдеру этот вопрос, но все равно не могу в это поверить. Это не характерно для него, особенно, если не я сподвигнул его на это.
— Боже, Дэниел, — он простонал на другом конце линии, — остановись. И прекрати меня спрашивать почему.
— Просто странно сделать себе такую татуировку. Безнадежный. Это очень угнетающее выражение. Но все равно, я впечатлен.
— Я должен идти. Я позвоню тебе позже на этой неделе.
Я вздохнул в трубку.
— Боже, это полный отстой. Единственная хорошая вещь, которая есть в школе, после твоего переезда, это пятый урок.
— Какой у тебя пятый урок?
— Никакого. Меня забыли определить в класс, поэтому каждый день в течение часа я прячусь в чулане.
Холдер смеется. Я слышу его смех впервые за два месяца, с тех пор, как умерла Лес. Может быть, переезд в Остин идет ему на пользу.
Звенит звонок и я, придерживая телефон плечом, сворачиваю свою куртку и бросаю ее на пол чулана. Я выключаю свет.
— Поговорим позже. Мне пора вздремнуть.
Завершив вызов, я поставил будильник на пятьдесят минут и положил его на полку. Закрыв глаза, я размышляю, насколько этот год отстоен. Мне ненавистна мысль, что Холдер переживает из — за случившегося, но я ни черта не могу с этим поделать.
Я не даю ему советы и думаю, ему это нравится. Он нуждается во мне, просто для того, чтобы оставаться собой и только одному Богу известно, что остальные и понятия не имеют, как себя с ним вести. Если бы они не были такими придурками, он, наверное, все еще был бы здесь и в школе не было бы так отвратительно.
Это отстойно. В этом месте все отстойно и я ненавижу их всех. Всех, кроме Холдера, но его здесь больше нет.
Вытянув перед собой ноги и скрестив их в лодыжках, я закрываю рукой глаза. Во всяком случае, у меня есть пятый урок.
Пятый урок — это хорошо.
Открыв глаза, я простонал, когда что— то упало на меня. Я слышу стук закрывающейся двери.
— Что за черт?
Я пытаюсь скинуть это с себя, как вдруг понимаю, что мои руки прикасаются к чьим — то мягким волосам.
Это человек?
Девушка?
Эта цыпочка упала на меня. В чулане. И она плачет.
— Кто ты, черт возьми? — спрашиваю я осторожно. Кем бы она ни была, она пытается меня оттолкнуть, но мы оба, кажется, движемся в одном направлении. Я пытаюсь подняться и развернуть ее в свою сторону, но в этот момент наши головы соприкасаются.
— Черт, — сказала девушка.
Я падаю обратно на свою импровизированную подушку и потираю свой лоб.
— Извини, — пробормотал я.
На этот раз никто из нас не двигается с места. Я слышу, как она хлюпает носом, стараясь не плакать. Свет до сих пор выключен, и я ничего не вижу перед собой на расстоянии двух дюймов. Я не возражаю, что она все еще сидит на мне, потому что от нее потрясающе пахнет.
— Думаю, я потерялась, — сказала она, — я думала, что иду в уборную.
Я покачал головой, хотя знаю, что она этого не видит.
— Это не уборная. Но почему ты плачешь? Ты ушиблась, когда упала?
Я чувствую ее вздох на своем теле. Понятия не имею, кто она или как она выглядит. Я чувствую ее печаль и от этого мне немного грустно. Я не знаю, что случилось, но я обнимаю ее, а ее щека опускается мне на грудь. В течение пяти секунд мы перешли от крайне неудобного к крайне комфортному положению, как будто мы делали так всегда.
Это и странно, и нормально, и горячо, и грустно, и необыкновенно, и мне действительно не хочется ее отпускать. Я чувствую своего рода эйфорию, как будто мы в какой то сказке. Как будто она Динь — Динь, а я Питер Пен.
Нет, подождите. Я не хочу быть Питерем Пеном.
Как будто она Золушка, а я ее Прекрасный Принц.
Да, этот образ лучше. Золушка горяча, даже тогда, когда трудится до изнеможения у плиты. К тому же, она хорошо выглядит в своем бальном платье. Не страшно, что мы встретились в чулане. Очень подходяще.
Я протягиваю свою руку и вытираю ее слезы.
— Я ненавижу их.
— Кого?
— Всех. Я всех их ненавижу.
Закрыв глаза, я поглаживаю ее волосы, делая все возможное, что бы ее успокоить. В конце концов, кто— то должен сделать это. Не уверен в том, что она всех ненавидит, но все же чувствую, что у нее есть очень веская причина.
— Я тоже всех ненавижу, Золушка.
Она тихо рассмеялась, наверное, не поняв, почему я назвал ее Золушкой. По крайне мере, она больше не плачет. Ее смех опьяняет и все мои мысли лишь о том, как заставить ее сделать это снова. Я пытаюсь придумать, как ее рассмешить, когда чувствую, что она поднимает свое лицо с моей груди и пытается подняться. Не успев ничего осознать, я почувствовал ее губы на своих. Я не уверен, должен ли я оттолкнуть ее или наоборот притянуть ближе к себе. Я поднимаю руки к ее лицу, но она отпрянула так же быстро, как и поцеловала меня.