— Войдите!
В узкую щель двери сначала осторожно просунулась широколобая голова Бубнова, и наконец он сам объявился на пороге. Смущённо улыбаясь, подошёл к столу и показал мне небольшой конверт.
— Вот. Принёс… Как просили.
Он аккуратно вскрыл конверт, бережно достал из него листок бумаги, расцвеченный акварелью.
Первое впечатление было — меня обманывают. Это не могло быть рисунком. Это цветная, мастерски выполненная фотография. Но шероховатость бумаги и некоторая расплывчатость красок на ней убеждали: портрет рисованный.
Но до чего запоминающееся лицо!.. Плотно сомкнуты тонкие губы, сжаты крылья такого же тонкого носа, тревожно прищурены миндалевидные тёмные глаза, нахмурены чёрные брови. Невысокий чистый лоб и густые, красиво уложенные волосы.
Моё долгое молчание, вызванное изучением портрета, Бубнов воспринял как недоверие к его работе. Он смущённо пробормотал:
— Может, не совсем точно изобразил… Вечер был, да и видел-то человека мельком… Если бы он не в машине сидел, а в студии позировал, да при хорошем освещении…
В том-то и дело, а он ещё оправдывался! Если ничего не сочинил, то — завидная зоркость у парня. Я дружески обнял его.
— Всё хорошо. Этот портрет мы сегодня размножим, и… словом, спасибо!
Он покраснел, как девушка, вскинул на меня повеселевшие глаза:
— Тогда пойду? У меня скоро занятия.
Попрощались, и он ушёл. Мне тоже не сиделось в кабинете, хотелось немедленно показать портрет оперативникам Белова: вдруг опознают в нём кого-нибудь из «крестников»?
Но… Как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Все восхищались мастерством художника, крутили портрет так и сяк, однако признать в нём кого-либо не смогли.
— И всё-таки кого-то он мне напоминает, — мучительно соображал Наумов. — Кто это? Кто?..
«Ничего, выясним! — подумал я. — И выведем на чистую воду. Никуда теперь он от нас не денется. Для начала покажу-ка этот портрет Шляпниковой».
Я вернулся в свой кабинет, достал из сейфа специально приготовленные для подобных случаев два портрета других лиц, вызвал служебную машину и поехал в «Бирюзу».
Шляпникова, в присутствии понятых, долго вглядывалась в портреты, затем указала на тот из них, что рисовал Бубнов, и чуть дрогнувшим голосом подтвердила: «Он! Очень похож на того бандита».
Глава 3
Домой опять возвращался поздно. По улицам ещё сновали машины, и я невольно приглядывался к ним — не промелькнёт ли такси с номером «37–38»? Ох, как была нужна мне эта машина! Твёрдо верил, что от неё потянулась бы ниточка к раскрытию разбойного нападения на «Бирюзу».
Жёлтых такси проносилось немало, но всё не те, не те…
Так, озабоченным, и пришёл домой. Не успел вытащить из кармана ключ от квартиры, как дверь распахнулась — и я увидел счастливое, улыбающееся лицо Елены.
— Как хорошо!.. Как хорошо, что ты всё-таки пришёл, — порывисто воскликнула она и втянула меня в прихожую.
Я замер у порога.
— А что, собственно, случилось? Почему — «всё-таки»?
— Потом, потом скажу. Давай переодевайся — и ко мне, в мою келью.
И тут я заметил на Елене нарядное тёмно-зелёное вечернее платье и лёгкий белый шарфик. Они придавали ей праздничный вид.
— Какое-нибудь семейное торжество? — догадался я наконец.
Она молча кивнула.
— И моё присутствие тоже необходимо?
Ещё кивок. И мне ничего не оставалось, как подчиниться и наскоро привести себя в порядок. Не понимал только: почему торжество не в гостиной и так тихо в квартире?
Быстро снял запылившуюся форму. Умылся. Надел белую рубашку, синий галстук. Сдул с костюма пылинки. Вгляделся в зеркало: на меня смотрел кудрявый, сероглазый, ещё молодой человек, прилично одетый и с не очень скучной физиономией… Так что вроде бы всё нормально, можно было идти.
В комнате Елены чуть светилось крохотное бра на стене. Горел зелёный огонёк стоявшей на полке магнитолы, слышалась приглушённая мелодия блюза. На журнальном столике, придвинутом к тахте, — вазочка с цветами, бутылка шампанского и торт. Елена сидела на тахте. Густые каштановые волосы рассыпались по плечам.
Присел рядом и спросил:
— А Екатерина Ивановна где?
И тут же в ответ услышал тихий серебристый смех:
— Разве со мной тебе не интересно?
Я окончательно растерялся.
— Почему же… — и чуть не с мольбой снова спросил: — Но объясни, пожалуйста, что всё это значит?
Лена привычным лёгким жестом отбросила со лба волосы.
— Мама уехала к тётушке на денёк. Мы с тобой одни… Понимаешь, вчера мне исполнилось тридцать. Мы думали отметить это событие, но ты пришёл с работы очень поздно… Давай отметим его сегодня.