Прискочила Зинуля к кладбищу, бегает, бегает вокруг — нет отца. Опять всмотрелась в темноту — ну нет его! И только тут до нее дошло, что она на кладбище. И тотчас ей сделалось страшно. Бежать, бежать отсюда, подсказывало сердце, еще покойника встретит! И только собралась уходить — тут тебе перед ней что-то огромное и белое и голосом ревучим рычит. Ой-й! — вскрикнула с испугу Зинуля и опустилась на промерзший снег.
В то время Игнат пришел как раз домой трезвый, во рту маковой росинки не держал. А припоздал он потому, что ковал для трактора вал, завтра за соломой ехать, а трактор неисправен, вот и дали срочное задание. Так что нынче было не до друзей и не до выпивок. Пришел Игнат, осмотрел все кругом — Зинули нет. К жене: куда дочь подевалась, неуж женихается по морозу? Та и скажи: пошла его искать, отца. Игнат подождал маленько и вышел на улицу: где дочь? Уже поздно, а ее нет и нет, будто сквозь землю провалилась — с ней не случалось такого…
В общем, нашли Зинулю едва живой, еще бы немного, и замерзла, наверное, на тот свет отошла бы. Вовремя на нее наскочили. Оттерли, отогрели девку и спрашивают: как оказалась у кладбища, что искала? А она молчит Ее опять спрашивают. И снова она молчит. А то открыла вдруг рот, сказать, по всей видимости, хотела что-то, да не тут-то было, слов нет — какие-то бессвязные звуки: ыги-а, ггы-а. Люди за голову: онемела девка, речи от мороза лишилась!
Зинулю потом возили в областную больницу, показывали разным врачам — те лишь разводили руками. И бабкам Зинулю не раз демонстрировали, бабки охотно брались отливать страх, ан не выходило ничего, Зинуля как выталкивала изо рта бессвязные звуки, так и продолжала это делать. Игнат совсем потерял покой — где выход, как быть с дочкой? Это он виноват, она в тот вечер его искала. К слову, Игнат с той самой поры с выпивкой порвал. Но Зинуле ничем не мог помочь, что ни делал, какие бы меры не предпринимал.
Время шло, и Зинуля постепенно сама приходила в себя, она уж и отдельные слова научилась выговаривать, а немного погодя и предложения складывала. По мере того, как к ней возвращалось сознание, Зинуля стала припоминать, как вышла из дома, как шла по улице и встретила парней. Что они ей тогда говорили? Ах да, отец у кладбища мертвецки пьяный лежит, не одубел бы, предупредили. А отца-то там и не оказалось. И вообще… Стоп! А кто те парни были? Свои же, точно свои! Зинуля напрягала память. Свои, свои, нашептывала она. Но так и не могла установить, кто именно. Кажется, кто-то из Бродовых. Однако кто? Гришка или Петр? А может, их не было, и ни того и ни другого? Парней в Кирпилях — как ни в каком селе, так что непросто угадать… Стоп! А что на кладбище потом было? Откуда белое чудовище там взялось? Вопросы, вопросы…
Такая вот приключилась с Зинулей нелепость, оттого и прозвали ее — Зинуля-Горемычка.
Тетка Ульяна перемывала посуду и думала о своем. И на-ка тебе — Зинуля. Из-за спины этак г-грык. Когда вошла, каким образом? Надо же, чему научилась!
— Фу ты, напугала как! — незло чертыхнулась тетка Ульяна. — От беса, от беса! — Повернулась: — Тебе чего? Что-то хотела?
Ей не предлагали, она сама подошла к табурету и опустилась на него.
— И-ив-ван п-приехал? — Зинуля вопросительно смотрела на тетку Ульяну.
— Ты что, виделась с ним?
— В-вчера. Н-на ок-колице сидел. Он м-меня н-не п-приметил.
— О, Зина, а ты стала лучше разговаривать! — выразила удивление тетка Ульяна. — Ранее ты слова глотала, а теперь произносишь чисто.
Зинуля повеселела — ей пришлась по душе эта похвала.
Переваловы от Чухловых живут недалеко, три двора их разделяет, потому Зинуля у тетки Ульяны бывает часто. Та обычно что-нибудь делает, возится с чем-то, а Зинуля сидит и молчит, как будто немая. Когда она была еще маленькая, тетка Ульяна частенько ее наказывала, а иногда, случалось, и била. Не дразни старую женщину, приговаривала при этом, не дразни. Зинуля плакала, но только отходила — снова показывала язык. Ну девчонка, ну девчонка! От беса, так беса! Но с тех пор, как с Зинулей произошла беда, тетка Ульяна ее не трогает, наоборот — привечает.
Был однажды такой случай, Зинуля к ней пришла и показывает фотографию. Вот, говорит, соседка Фрося, доярка колхозная, обещала познакомить с этим парнем, и тычет пальцем в фотографию: вот он, а ну пусть оценит тетка Ульяна — ничего?
Тетка Ульяна взяла в руки фотографию, посмотрела.
«Ты скажи Фросе, что она сама дурочка набитая».
Зинуля подняла глаза: дескать, не поняла, что-то не так, что ли?