«Да это же артист, Зинуля! — Тетка Ульяна усмехнулась. — Неуж не узнала? Это же Михаил Козаков!»
Зинуля приблизила к глазам фотографию — и вдруг как рассмеется: надо же, вот как над ней Фрося пошутила!
«А ты и ее разыграй, — подсказала Зинуле тетка Ульяна. — Разыграй, разыграй. Фрося легко поддается, я знаю. Она доверчивая».
«Х-хорошо, — ответила Зинуля, — что-то п-придумаю».
Тетка Ульяна уж и не помнит, разыграла Зинуля Фросю или нет, ей тогда запало другое в душу: а Зинуля-то их помаленечку понимать начинает, раньше бы на подобную шутку отреагировала остро, слезам, надо думать, конца бы и краю не было, тут бы и Игнат вмешался, стал бы горячо дочь защищать. Да что там, случалось, не раз случалось такое!
Тетка Ульяна покончила с посудой, затем принялась подметать в комнатах.
Зинуля, посматривая на нее, молчала. Она была нынче какая-то не такая, что-то, похоже, внутри у нее происходило.
И только тут тетке Ульяне бросилось в глаза Зинулино платье в мелкий горошек. По белому полю темно-синие точечки, как звезды по небу. Платье на Зинуле сидит ладно, и сама она будто светится вся.
— Уж не сватают ли тебя? — Тетка Ульяна даже приостановилась.
— М-меня? Нет.
— Что ж так вырядилась?
Зинуля поднялась, картинно прошлась по комнате:
— Н-ну как? Н-н-нич-чего?
— Ничего. Неуж у тебя день рождения нынче? — высказала догадку тетка Ульяна.
Зинуля улыбнулась:
— Ага.
— Поздравляю! — Тетка Ульяна подошла к ней: — Платье, небось, отец подарил?
— О-отец.
— Красивое!
— К-краси-ивое, — согласно кивнула Зинуля.
Тетка Ульяна немного постояла, затем приставила веник к печке:
— Ну, а мать-то как? Не лучше ей?
Зинуля тотчас опустила глаза.
— Н-н-да. — Тетка Ульяна взяла самовар и переставила его на шкаф. Когда она повернулась, Зинули уже не было.
Глава третья
Ванька разогнул спину — что-то мелькнуло во дворе, пропорхнуло этакой бабочкой. Приходил кто-то к ним, что ли?
Он уж работал вовсю, сносил все в огород, что мешало, что бесполезно лежало во дворе. Сваливал в одну кучу, и она накапливалась все больше и больше. Выберется время — обязательно вывезет, чего она будет лежать и мозолить глаза.
Он постоял, малость передохнул и снова взялся за дело.
Вскоре из дома вышла тетка Ульяна. Увидела чистый двор и ахнула: когда же все убрать успел? Вот что значит мужчина! А у нее ни сил, ни времени. Запустила, затоварила подворье — глаза бы не смотрели.
Тетка Ульяна давно на пенсии. А вообще, долго работала дояркой, рано поднималась, поздно приходила. Она бы и еще доила коров, но неожиданно стал развиваться ревматизм пальцев. Последние годы тетка Ульяна сторожевала, все по ночным дежурствам — сова совой. А так и было: ночью она работала, днем отсыпалась. Из сторожей и ушла на отдых.
Пенсия у тетки Ульяны мизерная — двадцать восемь рублей. Правда, два года назад увеличили на четыре рубля, и она облегченно вздохнула: заметно легче, подчеркивала, стало жить. Ванька, узнав о том, усмехнулся, но про себя подумал: для старой женщины каждая копейка — рубль. Чего там, дел у сельской хозяйки, требующих денежного вклада, — ого-го, успевай зарабатывать. К примеру, дрова и уголь приобрети, огород осенью вспаши, сена, коль сама накосить не можешь, купи… Э-э, всего не перечислить. Словом, живется непросто крестьянке, а особенно, у которой ни мужа и ни детей, которая одна-одинешенька.
— К нам приходил кто-то или мне показалось? — Ванька посмотрел на тетку Ульяну.
— Зинуля-Горемычка прибегала. Балованная она стала. Я посуду мою, — принялась рассказывать тетка Ульяна, — со стола убираю, а она из-за моей спины: гыр-р. Напугала меня. От беса, от беса!
— А то и гляжу, мелькнуло что-то.
Тетка Ульяна заметила оставшуюся дощечку, приблизилась, нагнулась и подняла ее.
— У Зинули нынче день рождения. Нарядная прискакивала. Отец, говорила, по этому случаю ей подарил платье.
— Платье?
— Платье.
— В горошек?
— Ага.
Ванька помолчал. Ему в эту минуту припомнилась Катерина. Та, между прочим, тоже носила платья в горошек, будто их для нее специально шили. Платья были красивые, разных цветов.
— Я чего уточнил. Думаю, не показалось ли? Кстати, — вспомнил вдруг Ванька, — а как мать Зинули, Евдокия, жива еще?
— Жива. — Тетка Ульяна покачала головой: — Но то разве жизнь — мука одна. Вот уж действительно: одному мед, а другому лапша прокисшая.
— Не повезло женщине, — согласился Ванька. — Ну а Игнат все еще в кузне?