— А где ему быть? — Тетка Ульяна не спеша прошла к куче и бросила на нее дощечку. — Игната если не станет — колхозу придется туго, — заметила она, возвращаясь.
— Отчего?
— А найди такого кузнеца, как Игнат. Днем с огнем не сыщешь. Сколь уж лет он у наковальни?
Ванька было начал припоминать, но тут же и бросил это занятие — бесполезно. Ваньки еще не было на свете, а тот уж вызванивал молотком.
Об Игнате Перевалове во все времена шла слава как о мастеровом человеке. Выковать рессору, подкову или же подковать лошадь, ну и прочие дела подобного рода — все это для него не составляло никакого труда, обычная пустяковая работа. Игнат удивлял другим — он из бесформенной железяки сотворил иногда такое чудо, что люди ахали от изумления. Особенно хорошо у Игната получались старинные фонари, он ковал их со всевозможными вензелями. Сколько Игнат понаделал фонарей — ого-го! И в городе, и в районе украшают парки. Все знают — это работа кирпилинского кузнеца.
Игнат был и человек ничего, справедливый, сам никого не обижал и других в обиду не давал. Но с характером.
Как-то у него с председателем колхоза вышла стычка. Он пришел в правление поговорить об обновлении в их кузнице горна. Ну сколько, спрашивается, можно работать со старым, мехи уже все на дырах, качнет ими, а оттуда сипит да пыль сеется. Игнат дождался очереди на прием, затем вошел и остановился у порога. Председатель отчего-то был тогда злой, что-то, видимо, у него шло не так. Он даже не предложил кузнецу сесть.
«Ну чего тебе?» — рявкнул.
Игнат помялся, помялся, наверное, почувствовал недоброе состояние председателя и потому не решался начинать разговор.
«Вот поговорить пришел», — осмелился наконец и хотел было дальше продолжать, но тот не дал ему.
«Говорят знаешь где? В райкоме. А у нас работают!» — и вышел из-за стола — ему куда-то ехать пора, так что все, балачки окончены.
Игната заело. Ах, так, подумал он, хорошо, и прямо из правления покатил в Разбавино, в райком партии.
Председателя колхоза потом слушали на бюро райкома. Легко, надо заметить, отделался — выговором. На бюро он оправдывался: погорячился, и вообще, ляпнул, не подумав, откуда знал, что кузнец сразу в райком побежит. Односельчане, прослышав о том, Игната поддержали: молодец, что председателя проучил, ему такое полезно, уж больно зазнался он…
После обеда к Чухловым заявился дед Матвей, живший напротив. В молодости он ездил много по стране, вербовался на разные работы, а когда годы поклонили к старости, вернулся в родные края. Сколько ни ходи, сколько ни раскатывай, говорил дед Матвей односельчанам, а ближе места, где родился и вырос, нет на свете. Но в колхоз не пошел, определился в ближайший совхоз — вырабатывал производственный стаж для пенсии, туда и ходил все время, а когда было чем, ездил.
— Кхе-кхе, — прокашлял дед Матвей и прищуренно посмотрел на соседку: — Гляжу, кто-то ходит во дворе. Интересуюсь: кто? А то, оказывается, твой племяш. С возвращеньицем тебя, Ванюх!
Ванька смущенно улыбнулся:
— Спасибо, Матвей Егорович. — И чтоб не молчать, поинтересовался: — Ну как вы тут, ничего?
— Кхе-кхе. Живем — хлеб-кашу жуем. А коль серьезно, не жалуемся.
— Еще бы! — поддела тетка Ульяна. — Медовухи-то по сколь за день выпиваешь?
Дед Матвей покосился на тетку Ульяну:
— Наговор это! Сущий наговор!
— От бес! От бес! Да какой же наговор, когда правда это. Что, колет глаза? — тетка Ульяна торжествовала.
Дед Матвей отмахнулся:
— А, ну тебя, — и обратился к Ваньке: — Давно прибыл?
— Вечером.
— И как настроение?
— Нормальное, Матвей Егорович.
— Кхе-кхе. Нормальное, значит?
— Нормальное, — подтвердил Ванька.
Дед Матвей погладил свою седую бороду.
— Ну что ж, коль так, хорошо. — Он, по-видимому, хотел что-то иное сказать, но передумал. — Вижу, Ванюха не озлобился. Молодцом!
— И это хорошо? Человека ни за что, считай…
— А я и молвлю, — перебил тетку Ульяну дед Матвей, — Ванюх пострадал, а остался человеком, кхе-кхе, сообразила?
— От бес! От бес!
Ванька приподнял руку:
— Будет, будет тебе, теть Уля. Что было, то быльем поросло. И вы, Матвей Егорович, — повернулся он к деду Матвею, — оставьте эту тему. Ну! Неужели больше не о чем поговорить, а?
— От, от, — не успокаивалась тетка Ульяна. — Ты решительно испортился. — Она ткнула в племяша пальцем: — Ни бэ ни мэ ни ку-ка-реку, никакой гордости у тебя! Раньше… От Бес! От Бес! Ладно, — махнула, — чего говорить. Вон пусть с тобой Матвей политзанятие проводит, у него это лучше получается, особенно под медовуху.