— А я сказываю: пойдешь! — решительно возразила Катенька. — Не тяни кота за хвост, собирайся!
Она, оказывается, уже подвыпила и потому не походила на прежнюю Катеньку.
Зинуля было приподняла руку: нет, нет, но та и слушать ее не стала: велено — исполняй.
В ресторане было шумно, вовсю гремела музыка.
Катенька подвела Зинулю к столу и указала:
— Вот твое место, садись, — и сама села рядом.
Ни Валентины Григорьевны, ни Алевтины, ни Коти — они танцевали. Вскоре музыка затихла.
Первой к столу подошла Алевтина с каким-то молодым человеком. Сначала села Алевтина, потом молодой человек. Они о чем-то меж собой продолжали говорить, не замечая ни Катеньки, ни Зинули, будто их тут и не было. Следом показались Валентина Григорьевна и Котя.
— Тиш-ша, бабоньки, у нас гости!
За столом переглянулись — все свои, кажется.
Валентина Григорьевна покосилась на Зинулю:
— А это у нас кто, бабоньки? — И скомандовала решительно: — Налить! За гостью сейчас!
Алевтинин кавалер привстал, взял бутылку и разлил по рюмкам водку.
— Не пью, — в свою очередь приподнялась Зинуля.
— А ты и не пей, мы за тебя, — тут же нашлась Алевтина. — Как, согласны, девки? — обратилась она к Валентине Григорьевне и Катеньке.
Те кивнули: согласны, мол.
Дружно выпили.
Катенька подтолкнула после того Зинулю:
— Ты хоть ешь, в ресторан ведь пришла.
— Спасибо. — Зинуля взяла вилку, но есть не ела — все еще стеснялась, чувствовала как бы не в своей тарелке.
После того, как закусили, первой подала голос Валентина Григорьевна:
— Хорошо жить, правда, бабоньки?!
— Хорошо, — поддакнула Алевтина.
— А можно еще лучше, — вставил свое Котя.
На него удивленно посмотрели все.
— Хотите знать, как, да? А очень просто, — и тот объяснил.
Девчата тотчас рассмеялись: молодец, Котя, хороший шутник! С ним не соскучишься.
Алевтинин кавалер неожиданно опять привстал. Валентина Григорьевна решила: он еще собирается налить, попросила погодить маленько, пусть все отдохнут. Но тот, оказалось, надумал произнести речь.
— Вы вот тут шутите, — и он глянул на Котю, — а я всерьез могу подсказать, как можно жить еще лучше. Хотите? — Он выдержал паузу. Судя по тому, как держался молодой человек на ногах, он был уже изрядно накачан. Да и слова-то выговаривал плохо.
За столом зашумели — выясняли, выслушивать его до конца или нет, скажет он что-то дельное или станет нести глупости.
— Тиш-ша, бабоньки! — приподнялась вдруг Валентина Григорьевна. — Я хочу музыку! Котя, Костенька, закажи мне музыку.
Алевтинин кавалер сел, вернее, его усадила Алевтина, этак резко дернула — и тот неуклюже плюхнулся на стул.
В это же время Котя встал и пошел к импровизированной сцене заказывать музыку. Оркестр был небольшой — трое музыкантов и певица. Музыканты были среднего возраста, а певица совсем еще юная. Волосы у нее распущены до плеч, а сама разодета как картинка — глаз не оторвешь. Платье у нее белое и до пят, и всякие на нем финтифлюшки. Котя сначала подошел к ней, о чем-то перешепнулся, затем обратился к музыканту, стоящему посередине. Что-то шепнул, и тому кроме того, сунул еще какую-то бумажку, скорее всего, деньги.
Через мгновение музыка заиграла, а девица надрывно запела:
Котя тотчас пригласил на танец Валентину Григорьевну, а молодой человек — Алевтину. За столом лишь сидели Катенька и Зинуля. Но вскоре подошли и к Катеньке. Та пожала плечами, однако танцевать не отказалась, пошла.
Зинуле в ресторане нравилось. Шумно только, подумала она. А может, в этом-то и вся прелесть, что шумно?
Катенька, танцуя, мигнула ей: мол, не скучай.
Зинуля и не скучала, она во все глаза рассматривала все вокруг, точно в музей какой-то попала. Никогда в жизни ей не доводилось бывать в ресторане, да еще в вечерний час, а тут — пожалуйста. Спасибо Катеньке, притащила ее сюда, теперь хоть посмотрит, как люди живут и веселятся, как отдыхают. Вот бы сюда ее Ванечку, пришла вдруг Зинуле идея, они бы тоже… Э-э, а танцевать-то она не может, не научилась. И бог с ним — просто бы посидели и отдохнули, как вот они сейчас — и она, и Катенька, и Алевтина…
— Можно вас?
Зинуля аж вздрогнула, так неожиданно прозвучал рядом чужой голос.
— Меня? Я-я н-не тан-нцую. — Ах ты мать честная, как она растерялась!
Парень, высокий, светловолосый, недоуменно посмотрел на нее:
— Вы не танцуете?
— Не танцую.