— Понимаю, понимаю.
— Вот и хорошо, — Зуйков потер рука об руку. — Итак, вы не ответили, Афанасий Львович, на поставленный вопрос.
Каширин усмехнулся:
— Из вас, между прочим, мог бы получиться отличнейший следователь.
— Да, да, — согласно кивнул Зуйков, — вы угадали. В детстве страшно мечтал стать Шерлоком Холмсом, готовил себя к этой профессии, однако, как видите, не судьба, партия мне указала иной путь, она нашла, что я более необходим самой партии!
Зуйков был Зуйков, говоря эти слова, он был искренен — так он понимал свою роль и свое значение в жизни. Каширин, кстати, знал эту слабость Зуйкова и потому развивать тему не стал.
— Вы у меня спросили; при каких обстоятельствах погиб отец, да? Он был командиром взвода разведчиков. При штурме Будапешта его забросили в тыл врага. Он выполнил задание четко, без всякого промедления. Но… — Каширин помолчал. Он чувствовал, как комок застрял у него в горле. — Насколько верно, не знаю, по словам моей матери, отца и его взвод будто бы накрыл артобстрел наших батарей.
Зуйков вздрогнул:
— Что вы говорите, Афанасий Львович, помилуйте! Как могли наших наши погубить, а? Не-ет, вы тут что-то не то!
— Война, голубчик, была. А в войну и не такое случалось…
— Что-то подобного не слыхал. — Зуйкову явно было не по себе.
— Я не утверждаю, что так произошло с отцом на самом деле, еще раз подчеркиваю: мне это известно со слов матери.
— Хорошо, откуда же тогда известно стало ей? Вы сказали: артобстрелом накрыло и отца вашего, и его взвод. Значит, в живых никого не осталось и никто не может подтвердить, что ситуация сложилась именно так, верно я рассуждаю, Афанасий Львович?
— В том-то и суть, — подчеркнул Каширин, — что свидетели есть, вернее, свидетель. Во всяком случае, вскоре после войны мать навестил один гвардейский старшина, служивший и воевавший с моим отцом. Вот он-то и поведал, как все было на самом деле. Он говорил: отец умер на его руках.
— Он что, так и сказал: русские убили русских? Он кто такой, этот гвардейский старшина? Вы с ним и сейчас знаетесь?
Каширин недоуменно посмотрел на Зуйкова. Тот, видимо, почувствовав нелепость своих вопросов, этак бесцеремонно махнул:
— Ну да бог с ним, со старшиной, то пусть будет на его совести. — Что он имел в виду, Каширин не совсем понял, он было хотел для себя уточнить, но Зуйков перебил его: — Так, с отцом вашим, кажется, выяснили: погиб при штурме Будапешта. Теперь же с матерью. Это верно, что она у вас председательствовала?
— Не у меня лично — в Кирпилях, — поправил сейчас уже Зуйкова Каширин.
— Извините, оговорился.
— Бывает.
— Так председательствовала?
— Имелся такой грех. Причем получалось, говорили, это у нее неплохо.
Зуйков что-то записал у себя.
— Да, извините, я забыл спросить, когда погиб ваш отец.
— В тысяча девятьсот сорок четвертом году. В январе. Именно в это время штурмовали Будапешт.
— Ага, спасибо, — кивнул Зуйков и пометил. — Продолжайте, — сказал он после недлительной паузы.
Каширин развел руками:
— По-моему, я ответил на ваш вопрос.
— Подождите, подождите, Афанасий Львович, — Зуйков заерзал на стуле, — я почему-то сбился. Мы с вами о чем? Ага, — наконец вспомнил он, — о матери вашей. — Зуйков на мгновение задумался, как бы сосредотачиваясь: — Мне кто-то сказал, будто она у вас умерла не своей смертью.
— Что вы имеете в виду? — вскинул голову Каширин.
— Ну, как бы вам это, — Зуйков тянул, подыскивая слова, — ну, попроще, что ли? Мне сказали: ее убила лошадь. Она ехала на лошади и…
Каширин почувствовал, как комок сызнова застрял у него в горле. Так, кстати, с ним случалось всегда, когда заговаривали о матери, мать для него все — и свет, и воздух, и земля… Он только подумает о ней — она перед ним, стоит, как живая: «Ты звал меня, Афанасик?»
— Она ехала на бедарке, — как можно спокойнее уточнил Каширин, — лошадь испугалась и понеслась изо всех сил. А результат известен: мать скончалась в больнице из-за большой потери крови.
— Да, да, — сочувственно покачал головой Зуйков и поправил тут же упавшую прядь волос, — печальная история.
— Вот именно, — поддакнул Каширин, — печальная.
— Скажите, — помедлив, заговорил снова Зуйков, — а вы помните родословные отца и матери?
Каширин помнил. Не напрягая памяти, он объяснил происхождение своих родителей.
— Как видите из сказанного, — добавил он, — к кулацкому роду они никакого отношения не имели — бедные из бедных, Советская власть лишь и подняла их на ноги.