Потом они все вместе вышли на улицу. Небо стояло звездное, и светила луна. Она еще была усеченная, надкушенная как будто, но свет изливала яркий, такой, при котором хорошо видно все.
Девчата постояли, поговорили. Затем Котя стал прощаться.
Они уже входили в помещение, и тут Зинулю окликнули. Она приостановилась: кто еще тут в такой поздний час? И вздрогнула, увидев напротив высокого светловолосого парня.
— Я вас, девушка, — указал он взглядом на Зинулю, — вас.
Зинуля бросила:
— Что надо вам? Поздно уже.
— На минуту. На два слова, — попросил ее парень.
Валентина Григорьевна подтолкнула Зинулю:
— Ну иди, зовет же.
— Боюсь, — ни с того ни с сего вдруг шепнула той Зинуля.
— Вот дура, иди, не укусит.
— Иди, иди, — посоветовала и Катенька. — Если что, мы здесь, поняла?
— Ага.
— Ну что? — спрашивали потом Зинулю девчата. — Чего он от тебя хотел?
— Свидание назначил. В полдень, на Белых прудах. В воскресенье.
— А ты?
— Отказала.
— Бабоньки, вот она дура. Ну, чего — такой парень! Хоть и ночь, а я сразу разглядела: видный из себя! Э-э, дура она, бабоньки, дура!
— У меня Ваня есть, — возразила Зинуля, — какая я дура?
— Все равно дура, — стояла на своем Валентина Григорьевна.
В разговор встряла и Алевтина:
— Так, говоришь, в полдень, значит, на Белых прудах?
— Ага, — поддакнула Зинуля, — в полдень.
— Красиво, красиво, ничего не скажешь! — Алевтина этак рукой поиграла, как бы демонстрируя возвышенные чувства. — Я бы на месте Зинули согласилась бы.
Но ее опустила на землю Катенька.
— Ты уж однажды согласилась, — подметила она едко, — и вон чего вышло… Расхлебаться не можешь!
Алевтина недовольно сплюнула:
— Тьфу на тебя! Вечно ты настроение испортишь!
Легли в эту ночь девчата за полночь. И поуснули сразу — устали. И спали крепко. Лишь Алевтина ворочалась и что-то бормотала во сне.
Глава седьмая
Как и обещал, в пятницу в Кирпили прикатил Каширин, да не один — с каким-то еще райкомовским работником. Они проехали по бригадам, осмотрели поля; наведались и на животноводческие фермы; на одной из них пробыли дольше всего, как раз там, где завершается строительство силосных башен.
Когда вернулись в правление, Каширин предложил председателю колхоза созвать всех руководителей.
— Нам кое-что обсудить нужно.
Через час примерно все собрались в председательском кабинете.
Кто-то недоумевал:
— Зачем вызвали? Стряслось что-то?
— Может, и стряслось… Потерпи, придет час — скажут.
Матекин постучал карандашом по графину:
— Тише, товарищи! — Когда собравшиеся успокоились, продолжил: — Тут, товарищи, у нас уважаемые гости…
Его вдруг перебил Каширин:
— Дмитрий Иванович, ну какие же мы гости? Вы обижаете нас! — Он поднялся, но прежде дал знак Матекину сесть. Тот, правда, хотел что-то сказать, по-видимому, оправдаться, однако передумал. На какое-то время в председательском кабинете установилась тишина. — Ну, что, товарищи, друзья, с чего начнем? Пожалуй, с впечатлений. Вот мы, — Каширин кивнул на представителя из райкома, — с Григорием Кирилловичем Фомичевым, заведующим отделом сельского хозяйства, проехали по всему вашему колхозу. Можно с уверенностью сказать, везде побывали, даже там, где и не планировали. Не скроем: нам понравилось, как вы тут хозяйничаете, все у вас по делу, все разумно. Я лично так понимаю: в этом немалая заслуга и Дмитрия Ивановича, так ведь?
Кирпилинцы зашумели:
— Да!
— Конечно, конечно!
— Что там, Дмитрий Иванович у нас молодчина, большое дело делает! У нас и с планом…
Каширин приподнял руку:
— Тише, товарищи! — И тут же повернулся к Матекину: — Вишь, Дмитрий Иванович, как тебя люди ценят и уважают! — Тот самодовольно вытер платком вспотевшую лысину: еще бы, он из кожи вон лезет, старается! Каширин продолжил: — Вот я и говорю, заслуживает, заслуживает похвалу наш Дмитрий Иванович! Но это одна сторона медали, а теперь, товарищи, давайте рассмотрим другую. — Он раскрыл панку и достал какие-то, видимо, заранее приготовленные бумаги. — Вот я привез с собой несколько писем. Письма, скажу вам, самые разные, многие из них содержат просьбы, а есть и такие, в которых рядовые колхозники выражают обиду на местных руководителей, начиная от председателя и кончая звеньевыми. И все они поступили в нашу районную инстанцию. — Каширин поднял бумаги и потряс ими в воздухе.