Косить было непросто: трава, оказалось, перестояла, у самых корней — что проволока, так и берегись — пятку порвешь.
Ванька первые махи сделал резво, казалось, ему и делать нечего, не косьба — игра детская: «В-вжик! В-вжик!» Но дальше почувствовал: долго не потянет, на час, возможно, его и хватит. Дед же Матвей водил косой легко, плавно, трава под косой выкладывалась в валок.
— Кхе-кхе. Не рви себя, — приостанавливаясь, советовал Ваньке дед Матвей. — Косьба спешки, суетливости не любит, помни это.
Они покосили часа два и взяли перерыв.
Отдышавшись, дед Матвей сел на прежний пенек, закурил «Приму». Ванька опустился рядом на траву.
— Не простыл бы, земля еще не совсем подсохла, — на всякий случай предупредил дед Матвей.
— Не желательно. — Но Ванька не встал, по-прежнему сидел на траве.
— К Каширину не опоздаешь?
— Ничего, не попаду в полдень, зайду вечером, вечером не встречусь, будет на то завтра. Успеется, Матвей Егорович.
Дед Матвей покряхтел. Что-то, по-видимому, ему не понравилось в Ванькином ответе.
— К Каширину я бы тебе опаздывать не советовал, он человек дельный, с ним решать вопросы можно.
— Поживем — увидим, — многозначительно подытожил Ванька и поменял тему, вернувшись к прежнему разговору: — Ты лучше вот что, Матвей Егорович, расскажи: будучи сыщиком, с пистолетом за бандитами гонялся или нет? Случалось такое?
Дед Матвей затянулся сигаретой и тут же выпустил клуб дыма. Какое-то мгновение он следил, что будет с ним дальше. Дым постепенно рассеивался.
— С пистолетом, говоришь? Кхе-кхе. Бегал, только не за бандитами — за своей женой.
— За женой? — Ванька рассмеялся: — Ну, Матвей Егорович, с тобой, ей-богу, не соскучишься. Да чего ж это ты с пистолетом за женой?
— А того, Ванюх, — вполне серьезно проговорил дед Матвей, — довела. Говорит: домой стал приходить поздно, небось, где-то нашел себе кралю другую. Какую кралю, какую кралю, возражаю ей, плетешь незнамо что! Нет никакой крали — есть ответственная работа! Понимаю, продолжает жена, со своей можно так-сяк, а с чужой, конечно, ответственно, иначе больше принимать не станет, да? Заела, одним словом, пластинка. Ах, думаю, такая-пересякая, за кобуру, достаю пистолет — и за ней. Застрелю, кричу, коль будешь продолжать говорить мне глупости. Кхе-кхе. С тех пор, между прочим, жена меня и перестала ревновать, точно бабка отшептала.
Ваньку опять задавил смех.
В приемной у Каширина была очередь. Сидели тракторист Прокша Оглоблин, носатый и прочный телом парень, пенсионерка Чугорина, ее Ванька знал плохо, как раз когда шел над ним суд, Чугорины и приехали в Кирпили (Чугорина со стариком и взрослым женатым сыном), и еще тут была Мария Венедиктова, лет сорока восьми женщина, жена колхозного завгара Серафима Венедиктова.
Ванька вошел, поздоровался с сидящими и тоже стал ожидать. Ему бы, конечно, сразу к председателю: его вызывали, а раз так, чего высиживать, у него что, много пустого времени, но Ванька не осмелился.
Увидев его, первым выразил удивление Прокша Оглоблин:
— Ванька! Бес! — Руки растопырил, похоже, собирался обнять.
Однако тот охладил парня:
— Тихо! Тихо! Чего тебе?
Венедиктова тоже приблизилась:
— Здравствуй, Чухлов!
— Здорово, Мария!
— Отпустили?
— Сама видишь.
— Вижу. — Венедиктова все вопросы на том исчерпала и, вернувшись, села.
Оглоблин же Прокша не отходил.
— Вызывали или сам пришел? — спросил он, когда отошла от них Венедиктова.
— Вызывали.
— А я сам пришел, по личному, — поделился Прокша. — Хочу в отпуск отпроситься, шестой год без отдыха. Путевку мне обещали на Кавказ.
— Каширин обещал?
— Какой там! Профсоюз, — коротко объяснил Прокша. — Каширин, наоборот, не дает отпуска.
— Как не дает? — поинтересовался Ванька. — Разве можно так?
— Выходит, можно.
— Да не слушай ты его, — подала голос Венедиктова. — Врет он все. В отпуск Прокша каждый год ходит, только отпуск не на то тратит. В теплице помидоры выращивает, а когда приходит пора продавать их, он, естественно, вымаливает отпуск.
— Молчала бы, — недовольно озирнулся на Венедиктову Оглоблин. — Язык у тебя без костей, так бы им и молола, молола.
— Ишь! Ишь! — возбужденно заметила та. — Все верно: на воре шапка горит!
Из кабинета председателя вышел неожиданно Петр Бродов. Он был красный как рак, будто не из кабинета выпустили — из бани с сухим паром. Похоже, ему досталось там.
Ванька при его виде слегка опустил голову — не хотел с ним встречаться глазами. Может, Петр не заметит?