— Ничего удивительного. Она ведь у тебя здесь и здесь, никуда не ездила из села.
— Не ездила, это верно.
Они еще долго говорили о разном, пока все же не подошли к главному.
— Ну, так я тебя слушаю, Афанасий Львович, — напомнил первым хозяин.
— А-а, ну да, ну да, — покивал Каширин, но речь о своем не сразу повел, будто прикидывал, с чего ему лучше начать. Щепетильное все-таки дело, и Каширину не хотелось посвящать в него всех подряд. — Понимаешь, такой вот эпизод у меня… — и он поведал Игнату Перевалову о своей истории — все же Игнат свой человек. Свой!
Тот его выслушал внимательно, не перебивал, какое-то время выдержал, точно раздумывая над чем-то, и сказал, что он ему не помощник в этом. Мать Каширина он на самом деле хорошо знал, да и отца тоже, в одно время, можно сказать, ухажерили, но вот касаемо момента, о котором в анонимке замечено, чего-то существенного вспомнить не может. Сколько он знал его родителей, столько они и жили в Кирпилях. Ну и о Фекле Маланьевой ничего такого не слыхал, он ее даже не знает, кто она и чего собой представляет.
— Так, сказываешь, анонимка? — переспросил еще раз Игнат.
— Ага.
— Да плюнь ты на нее, мало ли что могут люди нагородить.
— Я-то плюну — труда никакого, — рассудительно заметил Каширин, — а вот там, — он поднял палец вверх, — там сомневаются, подозревают: истинную биографию скрыл, свое происхождение не обозначил. А для них это серьезно, даже более чем серьезно, я-то знаю.
Игнат Перевалов выдержал паузу:
— Тяжело тебе там, в райисполкоме?
— Ты что имеешь в виду?
— Ну, обижают?
— Не-ет, что ты, — сообразил Каширин. — Неприятности случаются, не без того, а чтоб что-то такое — слава богу!
Игнат повеселел заметно:
— Это главное. А про анонимку забудь. Ну покопаются, покопаются, кому нужно, и перестанут, и вернется все на круги своя. Не на тебя первого, не на тебя последнего подобное пишут. Помнишь, как на мою Евдокию? То-то же! Ни за что и ни про что, можно сказать. А возьми Чухлова Ваньку или того же Фомку Нечесова. А? Во-о!
— И что ж хорошего, — опять рассудил Каширин, — и Евдокия твоя, и Чухлов с Нечесовым, все они наказание понесли. Это уж потом правда выяснилась, а сразу вон повернулось как — сурово!
Лицо у Игната посерьезнело:
— Это так, сказать нечего.
Вскоре они стали прощаться — подъехал Гриша, и надо было отчаливать.
Игнат Перевалов просил за дочь — боится он за нее, за ней глаз да глаз нужен. Каширин успокоил того: он поговорит с Надеждой, и та будет за ней присматривать. Ничего, пусть Игнат не волнуется, все обойдется.
Дорогой Каширин снова подумал о Марте. Поди ж ты, удивлялся он про себя, сама с ноготок, а уже в дальнюю дорогу пускается. Похоже, старуха ее подучила, велела, наверное, передать что-то. Но что? Какую еще она глупость сочинила, старуха эта?
Домой Каширин не поехал, он попросил водителя, чтоб тот его подвез к райисполкому — он еще поработает, посидит в кабинете. Он знает: его ждут куча писем, всевозможных бумаг. С чем-то Каширин ознакомится, что-то подпишет, глядишь, на следующее утро меньше времени уйдет на все это. Ох, уж этот бумажный мир! Но и без него, наверное, не обойтись — так повелось сыздавна: без бумаг никуда.
Он вошел в кабинет. Но за стол сел не сразу, немного постоял, как бы пораздумывал о чем-то. Перед тем, как заняться делом, еще подошел к окну. Он подошел к нему и тотчас вздрогнул: он вдруг увидел, как из райкома напротив вышли Зуйков и Шибзиков. Во, подумал он иронически, тоже ему сиамские близнецы! Друзья по несчастью!
Через минуту Каширин успокоился. Да, пришла ему неожиданно мысль: на молокозавод не мешало бы съездить и разобраться еще раз в обстановке, и с оборудованием надо тоже разобраться. Ну чего, спрашивается, они там тянут — время не терпит. Да, утром рано он и позвонит и узнает, отчего произошла заминка с оборудованием. Шибзиков обещает поторопить, однако на него надежды мало, Каширин уверен в том. А сейчас еще и эта ситуация… Каширин, конечно, о себе подумал, решил: Шибзиков теперь заодно с Зуйковым копается в его биографии, устанавливает: действительно ли так, что председатель райисполкома прячется за чужой фамилией. Надо же! Каширин усмехнулся: ну и Фекла, ну и Маланьева — додумалась же, а! Значит, кулацкий он сын, не меньше, на больше. И как ей только такое в голову пришло!
Каширин раскрыл папку, в которой лежала почта, этак быстро и лихорадочно переворошил ее. И лишь потом поймал себя на том, что он искал очередное письмо из Зайчиков. Коль Марта приезжала, решил Каширин, значит, она от него чего-то хотела. И коль не нашла, а он им срочно нужен, должна сообщить письмом, тем более что адрес известен.