Письма не было, и он расслабленно откинулся на спинку кресла.
Нет, подумал о себе Каширин, все-таки он щепетильный человек. Иной бы на его месте об этом, возможно, и думать не думал, на самом деле, мало ли кому и что взбредет в голову написать, а вот он принял близко все это к сердцу. И ведь доказательств никаких. Ну, нет же их, нет! Пока слова одни. А что о каких-то бумагах старуха говорит — выдумка, она его на пушку берет, стращает. Верит, по-видимому: клюнет на ее крючок. Эге, не-а, не выйдет у Маланьевой, не на того напала она!
Сидя вот так, Каширин вдруг вспомнил и позвонил жене — волноваться еще будет, мужа нет и нет.
— Надя, я на работе.
— Ты долго?
— Дела покажут.
— Не задерживайся. — Трубка помолчала. — В Кирпилях был?
— Был.
— Ну и как там? Все нормально?
— Ты что имеешь в виду?
— Ну… — жена замялась, — изменений никаких?
— Дома поговорим.
— Хорошо. Не задерживайся только, добро?
— Постараюсь, — Каширин положил трубку и опять принялся рассматривать письма.
И тут на глаза ему попала телеграмма. Он быстро пробежал по тексту глазами. Она касалась молокозавода. Сообщали, что оборудование не поступает из-за отсутствия транспорта. Но вопрос с ним уже решен положительно, и в ближайшее время завод отгрузит продукцию. Конкретная дата не указывалась, однако и это что-то да значило. Выходило, про них на заводе не забыли, и слава богу.
Теперь, подумал Каширин, им необходимо четко организовать монтаж оборудования. И этот вопрос он постарается решить.
Было уже темно, когда Каширин вышел из райисполкома. На улице стоял гвалт — народ прохаживался, гулял. Когда-то и он так ходил с Надеждой, наслаждался природой. Теперь же некогда, весь в делах. Не то что нет времени погулять — в кино не сходят, во дожили!
Надежда поджидала мужа во дворе. Чтоб не стоять впустую, она поливала в палисаднике цветы, наводила там порядок.
Дом у Кашириных государственный — свой в Кирпилях они продали. Три комнаты, кухня, ванная — словом, все как в городе. Но дом одноэтажный и на одного хозяина. В самый раз. Каширину, к примеру, в таком жить больше нравится. Да и Надежде тоже. Есть у них и огородик, и сад небольшой, и все тот же палисадник. Смотрит, конечно, за всем этим Надежда, вообще на нее по дому особенно большая нагрузка. Каширин иногда задумывался: а были бы дети, каково, а? Но лучше бы они были, без них все же тоскливо. Еще больше тоскливо, когда под окнами слышится ребячий гвалт, когда чужая детвора на глазах и на глазах, о-о!
Каширин приблизился к Надежде:
— Ждешь?
— Жду.
— Все, достаточно полила, пойдем в дом. Устал я до чертиков.
Надежда положила на землю шланг, перекрыла воду:
— Как там Матекин, процветает?
— Приглашал меня посидеть у него. Отказался.
— Что не такое?
— Некогда было. Дел невпроворот.
— Ну, а еще кого видел?
— Многих.
— К Перевалову заходил?
Каширин вскинул голову:
— Что, Зинуля у нас опять была?
— Да нет, — Надежда свернула шланг и положила его на место, — я просто. Интересно все же, как он там. Да и дочь все о нем печется — переживает за него.
— У Игната нормально все, — сообщил после этого Каширин. — Работает, не болеет вроде, не пьет. Чего еще надо?
— Ну и слава богу. — Жена приостановилась: — Ну, что, в дом?
— Пойдем, — тут же откликнулся Каширин. — Я уж звал тебя. Это ты тянешь, — подчеркнул он.
И все же Надежда переменилась. Конечно, тут и возраст влияет, уж годы не те, но есть и что-то такое, которое как бы точит и точит незаметно, делает свое черное дело, изводит человека на нет. И рад бы этому человеку помочь, готов на все пойти ради него, однако как это сделать — тут закавыка. А жаль, ох как жаль!
Каширин вспомнил, как Надежда, когда они только поженились, мечтала о ребеночке. Она даже распашоночки прикупила. Ей говорили: нельзя с этим спешить, примета нехорошая, ан Надежда не послушалась. И поплатилась за это. Старушки, зная о том, еще подчеркивали: бог сверху, бог все видит. А видит ли? Если бы так, наверное, наоборот, помог бы, не дал бы человеку извести самого себя, рассуждал про себя Каширин.
Ужинали они не спеша.
За столом снова вспомнили о Кирпилях. Все же в Разбавино никак не привыкнут: что значит — корни.
— Если что, — как бы мимоходом подчеркнул Каширин, — вернемся обратно. Купим дом и будем жить.
Надежда вопросительно посмотрела на мужа:
— Ты это серьезно?