Матрена кивнула понимающе, пропустив, по всей видимости, мимо ушей последнюю Светланину фразу:
— Поезжайте, раз надо, что с вами поделаешь.
Федора с Клавдией и Светлану с Геннадием Петровичем проводила она до автобуса, который как раз стоял на остановке и готовился отправиться на Разбавино, и там с ними попрощалась.
Вернувшись домой, Матрена, принялась убирать со столов, и вообще занялась уборкой.
Ах, Князев, Князев, черт кривоногий, надо же, чего устроил, думала между делом она, на Фомку в милицию донес! И за что? За плуг, за кусок железа! И зачем Фома пожаловался тогда на Князева, лучше бы день погодил, уступил бы тому, а потом и они огород вспахали бы, днем раньше, днем позже, что бы изменилось? Ничего. И теперь бы не сидел Фомка. А так пусть докажет, что не виноват. Раньше-то не доказал, и сейчас не сумеет, хоть и известно, кто заявил на него. Ну и что, если знают о том Митяй, Настя, а теперь вот и она, Матрена? А Князев, этот черт кривоногий, возьмет и откажется: а он, мол, ничего не говорил, с чего они взяли, будто донес на Фомку в милицию именно он — не было того! Скорее всего, так и будет оно, Князев все сделает, чтобы сухим выйти из воды…
Ах, Митяй, ах, черт лысый! Любит он ее. Если бы по-настоящему любил, так бы не досаждал, как он это делал, не сосал бы с нее кровь. Наоборот… Э, бревно оно и есть бревно!.. Вот узнал о том Митяй, что наделал Князев, взял бы да и написал, куда надо, мол, так и так, человек зряшно осужден, незаслуженно. Но нет же! Он, видите ли, любит… Ясно, как дважды два — четыре, Настя тем самым Митяя выгораживала, вину снимала с него: зол, мол, на Матрену ее Дмитрий, оттого и не придет и не скажет о том. Хитрая, хитрая Настя, все обдумала наперед…
Матрена устала, ох, как устала, пока убрала все.
Уже вечер, уже над Кирпилями сумерки повисли, пора и ложиться спать. И правду, сколько топтаться можно? Только человеку и посильно такое — день и ночь на ногах! Но у нее осталось еще одно дело: Фомке и сыну Владимиру письма понаписать, пока час высвободился, после закрутится, завертится — и забудет о том.
Перво-наперво Матрена написала сыну. Поблагодарила еще раз за деньги, объяснив, как они ей пригодились, сообщила, что Светлана — тьфу, тьфу! — встретила наконец хорошего человека и решила сойтись с ним; она, Светлана, от человека того уже и ребеночка понесла; так что учтет пусть Владимир, скоро он дядей станет, а она в свою очередь бабушкой; вспомнила и о Федоре с Клавдией: приезжали они к ней, прекрасные люди, повезло ей, что познакомилась с ними; о том, что дом помазала, упомянула тоже.
Потом Матрена принялась писать Фомке:
«Фомочка, милый ты мой, родной, что же ты молчишь? Я от сына от Владимира, узнаю — болеешь ты. Где это видано и слыхано — муж о случившемся прежде всего сыну сообщает, а уж после жене? А может, ты, пока мы в разлуке, забывать про меня стал, а?.. Шучу. Но все-таки, прошу, пиши чаще, я постоянно о тебе думаю. Не зря вот, наверное, мне и сон про тебя нехороший приснился. Пересказывать не стану его, лишь скажу — сбылся он, я как подумала, что рядом с тобой беда какая-то, так и вышло, вскоре от Владимира письмо получила, в котором и узнала, что ты болеешь. Дома у нас все в порядке, волноваться тебе особо нечего; Светлана… обрадую: замуж за хорошего, на мой взгляд, человека выходит, он и при должности, и партийный к тому же, Геннадием Петровичем его зовут. Что еще? Дом помазала, остались полы да еще надо застеклить окна. За стеклами поеду в Разбавино, там мне, надеюсь, Геннадий Петрович подсобит их достать, потому как стекло у нас сейчас дефицитный товар. Вообще, скажу тебе, со строительным материалом туговато стало, жить начали богато, все обновляются. Но не в этом дело. Теперь такая еще новость. Мы мазали дом, потом понимаешь, гулянку устроили, люди поют, танцуют. Тут откуда ни возьмись ко мне Настя Бугрова, ну, Митяева жена, он, кстати, еще при тебе на ней женился, Митяй я имею в виду. Так вот, она меня трогает за плечо и ведет за собой, мол, поди сюда, что-то важное сказать хочу. Выводит из двора и говорит… Удивительное! Не поверишь! Говорит: знаешь, кто на твоего Фомку в милицию заявил? Князев! Он самый! Я после того, конечно, в ужас пришла. Надо же! А как он, помнишь, за тебя на суде стоял? Я уж думала: спасибо ему, не он, тебе больше бы припаяли, точно, так и думала. А он, паразит, видишь, чего, оказывается, людей вокруг пальца обводил. Вот, Фомочка, значит, какое дело. Я, признаться, не знаю даже, как сейчас быть. Вот и тороплюсь тебе сообщить об этом, чтоб ты, значит, мне посоветовал, какие меры принимать и как мне действовать. А может, уж и не надо ворошить прошлое, а может, как идет, так пускай и идет, Фомочка? А то вдруг… В общем, я с нетерпением буду ждать от тебя ответа. Пиши. Целую и непрестанно жду, твоя Матрена».