Золотухин, кивнув на Петухова, сказал Глухову, что парень оказался толковым, не поддался на засахаривание. Сообразил, что в передовики надо продираться, как все равно к расчетному параметру, без льготных допусков и припусков, на полной чистоте.
— Так я же как лучше хотел! — сказал Глухов.
— Кому лучше, тебе или ему? Со скороспелой славой люди только страдают, потом — тебе шумиха, а нам — разговоры в цехе неприятные. — Пообещал значительно: — Он еще себя покажет! На этом деле он в главном выявился. Рабочая совесть, она свою вершину всегда возьмет, одолеет.
Провожая расходящихся гостей, супруги Золотухины каждому вручали пакеты с теми яствами, которые были на столе.
Говорили строго:
— Согласно местному правильному обычаю, чтобы гость потом приятно откушал и приятно вспомнил хозяев! Уж вы возьмите, пожалуйста, — и оглядывались на Зульфию и Фатьму, которые кланялись гостям, стесняясь подавать им руку…
Возвращаясь, Соня сказала вздохнув:
— Вот мы с тобой семейные, а ни разу так вот в гости никого не звали.
— Позовем! — бодро сказал Петухов. — У меня получка теперь побольше. Купим барана и позовем на плов. Нугмановы помогут сготовить.
— Гриша, — тихо спросила Соня, — а может, это несолидно, — столько времени живем, а все одни?
— То есть как это одни? Мы с тобой всегда вместе!
— А может, мне тебя одного мало?
— Дотанцевалась! Соображаешь, что мне сейчас в глаза сказала? — возмутился Петухов.
— Я про ребеночка! — жалобно произнесла Соня.
— Ну что ж, можно! — степенно разрешил Петухов. — Как у всех, так и у нас, вполне возможно.
Соня сказала шепотом:
— Я, кажется, уже…
Петухов остановился, ошеломленный, но тут же деловито заявил:
— Завтра подам заявление на площадь, а то у Нугмановых тесновато нам втроем будет.
Соня проговорила неуверенно:
— Еще неизвестно, что у меня получится. Правда, опытные женщины говорили: раз не тошнит, — может быть, девочка.
— А почему не тошнит? — насторожился Петухов. — В самолете же говорила: слабая на тошноту.
— От высоты только.
— А ты ешь побольше для здоровья и вообще… — посоветовал Петухов.
— Ты что? Мальчика вздумал заказывать, а девочку не хочешь? — обиделась Соня.
— Мне хоть лягушку, хоть зверюшку, как у той царицы, лишь бы твое, то есть наше с тобой! — воскликнул Петухов и прижал, уже осторожно, к себе Соню, заметив при этом: — Может, танцевать тебе не следовало. — Поправился: — Я же не из ревности говорю, а по соображению, что ему там могло повредить…
На следующий день, обуваясь, чтобы идти на работу, Соня спросила, разглядывая свой ботинок:
— Гриша, ты чего это тут понаделал?
— Шипы набил, — сказал Петухов, — как на футбольных бутсах, чтобы не поскользнулась. А то упадешь, ушибешь…
Они ушли на завод, преисполненные тем новым, что сделало их существование на земле как-то особо значительным и ответственным за все, что на ней есть и что будет.
34
Глухов водил по заводу военных во главе с генералом так, как это умеют делать все опытные директора — зигзагами.
В первом и втором механических и инструментальном, самом любимом своем цехе, он шел с печальным лицом, чистосердечно каясь в мелких упущениях и недостатках, но подолгу останавливался у новых агрегатных многошпиндельных станков, сверкающих и величественных, словно алтари в храмах. То у него в этом месте развязывался шнурок на ботинке, то он именно здесь вынужден был давать пространные и малозначительные указания руководителям цеха, предоставляя полную возможность военным товарищам любоваться станками. Или брал в руки изготовленную деталь сложной конфигурации, сияющую, словно замысловатое, крупногабаритное ювелирное изделие, призванное служить лишь украшением, и задумчиво разглядывал ее, словно видел и не понимал ее назначения, вздыхал протяжно, говорил почтительно, словно совершая открытие, поражающее его самого:
— Это же выставочный предмет! И подумать только — наладили как поточное производство!
Про модифицированные своими силами станки говорил глубокомысленно:
— Вот техника достигла! Самое себя омолаживает. А медицина это самое с человеком не может… А хорошо бы: зашел в больницу и заказал: «Скиньте мне, будьте любезны, годков десять». И — вполне!
Литейную он обошел с таким мастерством, какого достигали армейские в военном оперативном искусстве, решая стратегические задачи прорыва: не задерживаться на опорных пунктах противника, а смело и решительно обходить их.