— А если ничего не дадим?
— Позову юриста, посоветуюсь, в суд подадим!
— С армией судиться? Хорош!
— И еще, — строго и непреклонно заявил Глухов. — Людей просите… Человек — против человека, давайте демобилизованных и с подходящими для нас специальностями.
— Ну что я вам говорил — жила! — расхохотался генерал. Произнес сурово: — Алексей Сидорович! Время-то не терпит, нужна новая перспективная боевая техника. Мы же не за сегодня хлопочем, а за будущее спокойствие.
— Чтобы не было войны?
— Именно!
— А я так рассуждаю, — ухмыльнулся Глухов. — Они нас пугают, чтобы нарушить нам ритм нормального экономического развития. А я не пугаюсь. Даю сельхозмашины. Вам чего-то от меня надо — платите, не нарушайте бюджета завода.
— Я вас с министром обороны соединю!
— А зачем он мне? Надо мной главк стоит.
— А если главк прикажет?
— Из своего кармана платить станут.
— Товарищ Глухов, — сказал инженер-полковник, — ведь новое оружие ведет к изменениям в тактике, оперативном искусстве и стратегии наконец.
— А я что, возражаю? Я вот перестроился на новое производство, и вы тоже перестраивайтесь. Но не за мой счет.
— Так ты же генерал! — сказал Глухову с возмущением генерал.
— А вот побудь на производственных совещаниях, постой у трибуны, как при команде «смирно», когда вопросами о недостатках простреливают, узнаешь, что чин генеральский — это не броня. — Спросил: — Видали, в пиджаке стал ходить? А почему? Не очень нагенеральствуешь, когда критикуют.
— Сочувствую! — сказал генерал.
— Тогда, может, со стройматериалами поддержите? С жильем — беда…
— Коммерсант!
— Экономически мыслю. Мог бы еще за патент запросить. Да ладно уж, так берите, — сказал Глухов милостиво. — Мозгами не торгуем!
Уже после деловых разговоров, связанных с приемом документации, рабочих чертежей и прочего, генерал благодушно спросил Глухова:
— Ну что? Щемит?
— А как же, все ж таки столько лет оружейник!
— Но завод у тебя для такого дела все-таки старомодный.
— Это как так? — встрепенулся обидчиво Глухов.
Генерал, лукаво улыбаясь, сказал:
— Эталончики мы эталонным заводиком обеспечиваем. Нам много не надо. Живем экономно, по нормам мирного времени. Но так, чтобы быть впереди нынешней техники. Только и всего. Мы тихие, скромные, только поддерживаем Вооруженные Силы в высокой степени готовности, чтобы этим самым исключить внезапность нападения с любой стороны или даже вкупе.
— Ну и валяйте! — мрачно сказал Глухов, потом сердито заявил: — Но передний край сейчас где? У меня!
— Согласен! На земле стоим и от земли кормимся.
— Тогда чего же жмотничаете?
— А у нас в Министерстве обороны те же самые деньги — советские. — Но тут же генерал поспешно добавил: — Ладно, что положено — заплатим. Но лишнего — ни копейки. У нас в бухгалтерии генералы сидят. Соображают не хуже вашего. Каждый целковый сторожат!
Прощаясь с военными, Глухов сказал с унынием генералу:
— Чует мое сердце, сейчас большой разворот будет назначен моему заводу по линии его спецификации сельхозмашин, а я, что ж, в предпенсионном возрасте, переучиваться с запозданием трудновато. Может, не на генеральскую должность, но поближе к моему делу, я бы справился.
Генерал усмехнулся и сказал с улыбкой:
— Дорогой мой, я сам всю войну воевал, а вот нынче такая техника прет, учусь, тянусь, чуть отстанешь — в гражданское сразу и переоденут.
— Значит, и вам приходится?
— А как же! Это тебе не комбайны.
— Комбайны мы не производим, — сказал задумчиво Глухов, — но вот хлопкоуборочная машина — это штука головоломная.
— Вот и одолевайте такую технику! — Генерал обнял, потискал Глухова, сказал растроганно: — Ну, спасибо за все…
35
Когда Петухова по-приятельски спрашивали: «Ну как твоя личная жизнь?», он недоумевал, обижался, но, чтобы не конфликтовать, отвечал односложно: «Нормально!»
Недоумевал, потому что никакой такой особенной личной жизни за собой не знал, и чем она отличается вообще от всей его жизни в целом, не представлял, а обижался, считая, что личная жизнь — это то, о чем говорят меж собой холостяки, хихикая. Что касается жизни его и Сони, то она была взаимозависима.
Хорошо Соне — и ему хорошо, плохо ему — ей тоже. По делам завода они мерили свои жизненные перспективы и дальнейшие свои возможности.
Заводские люди были для них целым человеческим миром, где они познавали себя, исходя из той меры уважения, которую воздавали там не только по производственным, но и по чрезвычайно многосложным человеческим показателям. И конечно же, Петухову хотелось походить на тех, кто пользовался прочным и долговременным уважением всего коллектива.