Народная поговорка, уместная в трудные моменты жизни: «Не до жиру, быть бы живу», не была забыта, но по поводу того, что в городе восстанавливается мебельная фабрика, никто не счел нужным напомнить об этой вполне разумной в данной ситуации поговорке.
Конечно, никто и не считал, что мебель — это первая необходимость, когда не хватает жилья, когда идет восстановление электростанции, водопровода, хлебозавода — словом, всего того, из чего состоит жизнеосновательный организм города, искалеченного войной, и без чего он не может обрести вновь свою полную жизнеспособность.
Но в советском человеке в равной мере развито как деловое понимание задач дня текущего, так и вполне реалистическое осознание и дня грядущего.
И чем больше человек преисполнен ощущением грядущего, с тем большим азартом и воодушевлением он осуществляет дела дня сегодняшнего.
Эта духовная закономерность выявилась и в отношении к строительству мебельной фабрики.
Сюда приходили после работы. Приходили те, у кого пока еще не было своего жилья, те, кто жил в тесноте: приходили бывшие партизаны, хорошо обученные бездомному скитанию в лесных чащах, в болотных топях, бывшие фронтовики, тоже отвыкшие от домашнего убранства, вернувшиеся после эвакуации, и те, кто пережил здесь все тяготы фашистской оккупации.
И вот что ставило в трудное положение Петухова. К нему обращались не только с вопросами об инженерно-строительных указаниях, но и с вопросами: когда, какую и почем он будет производить мебель.
С одной стороны, эта уверенность людей в будущем внушала Петухову воодушевление тем делом, за которое он взялся. С другой стороны, эта людская уверенность вызывала опасение, сумеет ли он справиться с порученным ему мебельным делом.
Когда на совещаниях руководители работ на важнейших и главных городских объектах говорили о своих нуждах, первостепенной и безотлагательной надобности, их речи звучали мощно, внушительно, как речи государственно мыслящих личностей. А что мог требовать Петухов? Подумаешь — мебельное производство.
Естественно, что слово на таких совещаниях Петухов получал последним, когда все уже уставали в спорах и ресурсы на главное уже были распределены, а тут он — со своими мебельными проблемами. Но он все-таки бесстрашно выходил на трибуну, словно в рост во время атаки. И от снисходительных ехидных реплик отбивался репликами.
Прорабу хлебозавода он сказал:
— По-вашему, люди, как кони, должны есть стоя. А по-нашему, люди должны есть ваш хлеб за нашими обеденными столами, сидя на наших стульях.
Другому прорабу заявил:
— Вы не жилую тару должны выдавать, а жилища. Без мебели дом — ночлежка.
Третьему заметил:
— Вы рассуждаете как реставратор старья, а не как созидатель нового. Мы не латки накладываем на бедствия, причиненные войной. Мы должны дальнобойно, прицельно выстраивать все, и не только как было до войны, но и брать новый, более высокий рубеж жизни.
На реплику, что он, фронтовик, пренебрегает таким понятием, как сосредоточение главного удара на главном направлении, Петухов ответил:
— Без обеспеченного тыла не может быть победы как на войне, так и в мирных условиях. Даже при строительстве оборонительных укреплений положено предусматривать все, что необходимо солдату.
Так он «выбивал» цемент, арматурное железо, лесоматериалы крохами у тех, кто имел на это первоочередное и неоспоримое право.
И если его не сгоняли с трибуны решительными напоминаниями о регламенте, Петухов говорил взволнованно и воодушевленно о том, что строительство мебельной фабрики само по себе означает внимательную заботу государства о людях, свидетельствующую о том, что дальнейшим, главным направлением будет всеобщее улучшение жизни народа. И поэтому с такой самоотверженностью люди работают сейчас на восстановлении тех важных объектов, которые прямо не относятся в данный момент к их неустроенному еще жизнесуществованию.
Хотя кое-чего Петухов и добивался на таких совещаниях, но при этом нес и существенные личные потери. Так, например, на него чувствительно падали такие упреки, как злоупотребление демагогическими приемами, попытки игнорировать реальность, противопоставление бытовых предприятий промышленным и склонность к отвлеченной риторике, чуждой деловитому хозяйственнику.