Хотя операционное помещение спецблока по своему санитарному состоянию не соответствовало требованиям даже сельского ветеринарного пункта, это не смущало фашистских врачей, ибо зверские опыты, которые они проводили здесь над людьми, доселе никто не осмеливался проводить даже над животными. Воздействие разного рода экономичных поражающих средств на те или иные участки человеческого организма и было целью их палаческих исследований, имеющих военно-практическое значение. После взятия определенных доз костного мозга у Зоси Владимировны фашистские медики поставили себе задачу — продлить оперированной жизнь, чтобы узнать донорские пределы данного объекта в подобных операциях, и Красовскую некоторое время лечили в спецблоке по всем принятым правилам.
Потом в нашей больнице для душевнобольных ее состояние не улучшалось, а ухудшалось, потому что ее продолжали преследовать ужасающие видения фашистских палачей в белых халатах. Лебедев понял это и настоял на том, чтобы лечение ее началось со встречи с близкими в иной, не больничной обстановке.
Когда Лебедев подвергался допросам разведок как офицер СД, он не мог понять, почему его так подробно расспрашивают об эффективности действия сгущенного бензина, впервые примененного в фашистских бомбах при бомбежке Ленинграда и впоследствии получившего название напалма.
На теле Зоси Владимировны Красовской имелись бурые сморщенные глубокие впадины от опытных применений доз напалма и фосфора, идущих на начинку этих бомб. Но так как после извлечения костного мозга она была еще слаба, ее подвергли испытаниям лишь малыми дозами этих веществ.
Лебедев полагал, что во время допросов деятели разведок хотят получить от него сведения об опытах с напалмом и фосфором над заключенными в спецблоках как улики в предстоящем процессе над фашистскими преступниками. Смущало лишь то, что следователей больше интересовали чисто технические результаты применения этих веществ, чем сама бесчеловечность их использования.
Что касается взятия костного мозга у заключенных снецблока, то Лебедев понимал, что «технический интерес» следователей вызван прежде всего тем обстоятельством, что при работах над созданием ядерного оружия в США пострадавшим от чрезмерных доз облучения делали пересадки костного мозга, применяя это как средство лечения. В фашистской Германии костный мозг стали добывать в спецблоках от заключенных. Поскольку, как это следовало из личного дела того офицера СД, за которого выдавал себя Лебедев, этот офицер не имел прямого отношения к данным работам, от Лебедева и не ожидали в этой сфере ценных и полезных сведений, но других сотрудников СД, находящихся в совместном с Лебедевым заключении в спецблоках, допрашивали долго, обстоятельно, требуя сообщить все практические и технические подробности и аналитические результаты эффективности применения подобных средств.
Посетив вскоре семейство Петуховых на новом месте их жительства и узнав, что Зося Владимировна Красовская успешно поправляется, Лебедев, как это ни странно, уклонился от всяких разговоров о деловой цели своего приезда.
Особое внимание он уделил Соне. Уединяясь с ней, подолгу беседуя, пытливо и со всеми подробностями расспрашивал ее об уходе за новорожденным младенцем. Он вел себя как следователь и был очень серьезен и методичен, что было свойственно ему и вообще, и как человеку определенной профессии. И когда Соня обиделась за слишком интимные подробности, интересовавшие Лебедева, он сказал, как всегда, сухо, если вопрос касался его лично:
— Дело в том, что Ольга скоро станет матерью, но поскольку врачи обещали после операции сохранить ей зрение только на непродолжительное время, я должен быть в курсе всех материнских забот, чтобы взять на себя большую их часть. — Потирая руки, объявил: — Рождение ребенка для меня радость, а для Ольги спасение от того горя, которое она будет испытывать с утратой зрения.
— Какой ужас!.. — в отчаянии воскликнула Соня.
— Повторяю, — сухо произнес Лебедев, — мы с Олей счастливы. И к своему несчастью подготовились настолько, что будем вполне счастливы, когда нас будет уже не двое, а трое. — Продолжал задумчиво и опечаленно: — Конечно, очень хотелось бы, чтобы Оленька смогла подольше видеть своего ребенка. Но это покажет время. В сущности, все главное для счастья у нас теперь уже есть.