Вместе с Петуховым Лебедев зашел в его ремонтную мебельную мастерскую, где хозяйничал Бобров. Передал Боброву фотографию памятника на могиле Нюры Хохловой, где в камне была запечатлена статная девушка, мало похожая фигурой на Нюру, но приподнятое лицо, полуоткрытые ждущие губы были ее, Нюрины.
Бобров трудно и тяжко дышал, держа в руке фотографию, потом сказал сипло:
— Пойду очки надену, так плохо видно.
Ушел и больше не вернулся…
Побывали и на стройке мебельной фабрики. Но поговорить здесь не удалось. Петухову, как всегда, пришлось сразу же решать множество текущих дел, и Лебедев терпеливо ждал, пока он освободится от самых неотложных.
Когда возвращались обратно, Лебедев как бы в раздумье сказал:
— В связи с выходом книги американского инженера Тейлора Ленин написал о науке управления, о том, что руководителю помимо ума, образования, специальных знаний нужно обладать тактом, энергией, решительностью, честностью, рассудительностью, здравым смыслом и крепким здоровьем.
— Со здоровьем-то у меня пока ничего, нормально, — вздохнул Петухов.
— А остальное?
— Овладеваю, как могу. — Признался горестно: — Конечно, со срывами.
Лебедев в свою очередь также признался:
— Для нас ведь тоже, как и в твоем деле, способность предвидеть, организовывать, согласовывать, контролировать, рассудительность, смелость, чувство ответственности, высокий уровень общей культуры, точность, самообладание, чувство справедливости — качества всенепременные.
— И как? — спросил Петухов.
— Тоже овладеваю. Всю жизнь, — сказал Лебедев и тут же деловито заявил: — Зосю Владимировну я решил не приглашать в качестве свидетельницы обвинения. Во-первых, по соображениям сохранности ее душевного спокойствия. Во-вторых, этот тип на перекрестном допросе с ему подобными во всем признался. И в-третьих, я не помню, говорил тебе или нет, там, у них, один американский офицер дал мне, как фашисту, весьма ощутительно оплеуху. Потом он служил в американской военной комендатуре в Берлине, и я решил с ним встретиться уже как советский офицер. Как говорится, поделились впечатлениями. Оказался, как я и предполагал, порядочным человеком, хотя и далеким от каких-либо левых взглядов, честный, прямой… Выпустил там у себя, дома, вернувшись из армии, не то что книгу, а так, нечто вроде брошюры, воспоминания о своей службе, ну и изложил много правдивого и существенного для мира. Там он и упоминает о Красовской, которую не хотели отпускать на Родину. Вот, собственно, и все… Так что мой приезд внеслужебный. Главное — доложить Оле, как вы все тут живете. — Произнес вполголоса, как бы только для себя: — Она ведь очень хорошая, всегда не о себе, а о других и обо мне тоже. Учится быть слепой уже давно, скрывая от меня. — Заявил гордо: — Так что с женой мне сильно повезло. На всю жизнь.
Понимая, как трудно Лебедеву говорить об Ольге, Петухов спросил:
— Но ведь вас могли обличить бывшие сослуживцы того фашиста, за которого вы себя выдавали?
— Конечно, — равнодушно ответил Лебедев. — Один такой нашелся. Доказывал на допросе, что я не тот, за кого меня принимают.
— Ну и как же?
— Очень просто. Каждый профессиональный следователь знает «этику» преступников. Я на допросе тоже упорно утверждал, что знать его не знаю. И заявил, что готов давать любые показания, за исключением тех, которые могут послужить материалом для обвинения моих сослуживцев. Сочли нас обоих только стойкими, преданными друг другу фашистами. — И чтобы избежать этой темы, Лебедев сказал с обычной своей осторожной улыбкой: — А батальонный-то ваш Пугачев — теперь генерал, ворочает новой техникой. Но характер остался прежний, лихой… Как-то во время стрельб забрела в запретную зону корова, он на мотоцикле помчался, виляя между разрывами, к корове и из зоны ее, как тореадор все равно, изгнал. Потом отшучивался: «Корова колхозная, еще в суд на армию подадут. Вот и принял экстренные меры».
— Как тогда с фашистским тягачом, которым они хотели утащить к себе подбитый танк, — вспомнил Петухов.
— Именно, — согласился Лебедев, но тут же строго заметил: — Генерал Пугачев сейчас в небесном пространстве таких бугаев гоняет, встреча с которыми весьма и весьма, я бы сказал, никому не рекомендуется…
— Это что же такое? — спросил Петухов.
— Так, предметы, обеспечивающие нам полную возможность заниматься и мебельным производством, — уклончиво ответил Лебедев.