— То есть? — снисходительно осведомлялся представитель.
— Значит, отказываюсь! — заявил Петухов.
Вскоре во время производственного совещания в кабинете Петухова раздался телефонный звонок. Петухов поднял трубку. Маленький человек, занимавший большую должность, обладал громким, зычным голосом.
Петухов все дальше отстранял от своего уха телефонную трубку, она рычала на него, трещала, бранила, а он только все сильнее стискивал ее побелевшими пальцами. Затем, наклонившись, сказал тихо, но внятно:
— Да, мы не поставщики, а производители предметов широкого и равного для всех людей назначения!
Дунул в трубку, как на горячее, и аккуратно положил ее на рычажки.
Был у него зам по хозяйственной части, перед ловкой деловитостью и проворностью которого Петухов преклонялся, поскольку сам не обладал этими качествами.
Было партийное собрание, Выдвинули на голосование в состав бюро кандидатуру Петухова. Он ссутулился, съежился, опустил голову, испытывая глубокое и почтительное волнение. А вот когда стали голосовать, оставить ли в списке кандидатуру его зама по хозяйственной части, которого неоднократно и всенародно хвалил Петухов за те качества, которыми сам не обладал, тот самоуверенно поднялся с места, встал, повернулся лицом к партсобранию, чтобы видеть и запомнить тех, кто будет голосовать против. И Петухов, заметив это, спустя несколько дней отдал приказ о снятии с должности своего заместителя, столь нужного ему за те качества, которыми он сам не обладал.
Петухову влетело за такое скоростное администрирование. И еще долго страдал он от своего зама, оставленного на работе инстанциями. Хотя возмущение поступком зама на партийном собрании разделяли многие, эго не могло, однако, стать мотивом для освобождения от работы.
И зам, обладая ловкостью и пронырливостью, еще длительное время неоднократно ставил Петухова в критические положения, будучи сам неуличимым благодаря присущим ему качествам.
Петухов заслужил признание коллектива не только тем, что постиг сложности производства, хорошо знал технологию, обрел и экономические познания, с увлечением смело добивался организации процессов по-новому, главное в нем было — уважение к человеку, любопытство к каждому.
Поэтому для него каждый был не только представителем той или иной профессии, а человеком. с которым он вместе работает на одном деле, только по разным специальностям, и оба они одержимы общим интересом.
Поэтому он расстраивался из-за того, что человек, скажем, допустил брак или прогулял без уважительной причины, анализировал, почему он это сделал, какие причины для этого были. И, огорченный, доискавшись таких причин, говорил с виновным, причем не столько о его вине, сколько о жизненных обстоятельствах.
Чтобы устранить такие причины, он бывал у рабочих дома, толковал с их женами, родственниками. А затем на заседаниях горисполкома высказывал Вычугову свою готовность, используя директорский фонд, соучаствовать в разного рода бытоустройствах, бывать в милиции, в школах-интернатах, магазинах, на городской автобусной станции, ибо часто причины душевного расстройства людей были вызваны отдельными неблагополучиями в их жизни.
И как на фронте, он считал, что солдаты его роты должны быть обеспечены всем, что им положено как солдатам по всем линиям, а не только боеприпасом и огнем приданных средств, так и здесь, в фабричном коллективе, он придерживался этого фронтового командирского правила.
Подчиненному не столько следует объяснять перед боем, как надо вести себя в бою. сколько разъяснить, что этот выигранный бой значит для всеобщей победы и для самого солдата лично.
Поэтому Петухов обычно не указывал, как надо работать, а рассказывал о человеческом значении вещей, которые изготовляет фабрика. Принесут ли они радость и удовольствие людям или горечь и раздражение.
— Человека обижает плохо сделанное изделие, а он тоже трудящийся. Придет на работу обиженный, расстроенный, при таком настроении производительность его труда пострадает. Значит, что? В итоге и мы все недополучим тех изделий, которые он сам производит. Значит, что? — повторял Петухов твердо. — Все мы взаимозависимы. Что плохо сделаем, то плохим в чем-нибудь другом для нас же и обернется. Значит, качество — это не ОТК, не ГОСТ, а твоя собственная воля делать получше и получать от другого тоже получше.
То есть Петухов говорил о том, что внушали ему некогда его учителя-мастера, такие, как Золотухин и Зубриков, уча его рабочей совести, но не задумываясь о том, что это же самое неотъемлемо и от поста директорского, о чем Петухов, конечно, никогда не помышлял, стараясь только набираться лучшего от людей, которые хотели, чтобы он стал лучше,