— А может, и хуже! — И Пугачев, похлопав Петухова по спине, не то одобрительно, не то снисходительно приказал: — Вы свободны!
15
Конечно, Пугачев был прав, когда указал Петухову на то, что у него в роте увидал солдат, у которых в ушах торчит вата, — нарушение воинского вида, стариковская манера пихать в уши вату.
Но ведь эти солдаты с ватой в ушах — петеэровцы, а, как известно, при стрельбе из противотанкового ружья чрезвычайно громкий выстрел, и люди берегут себе слух.
Конечно, нехорошо, что у многих бойцов под широкими воротниками шинелей намотаны чистые бумазейные портянки. Это не по форме. Но когда противник все эти дни вел артиллерийский огонь по переднему краю, бойцы, сидящие в окопах, таким способом охранялись, чтобы земля, забрасываемая разрывами снарядов, не попадала за воротник, на шею и потом на тело, ведь одной фляжкой воды не отмоешься.
И привычка солдат держать винтовки, автоматы под накинутыми плащ-палатками появилась вовсе не потому, что они отвыкли носить оружие как положено, а опять же потому, чтобы уберечь его от пыли и грязи, забрасываемой в траншеи рвущимися снарядами и минами. Конечно, также неправильно, что бойцы носят запалы гранат в нагрудных карманах гимнастерок, плотно завернув запалы в промасленную бумагу. Но в окопах сырость, даже махорка становится влажной, не раскуришь, вот они и боятся, чтобы запалы не отсырели.
Приказано было — огневые позиции станковых пулеметов маскировать под местность ветками. А расчеты накрыли пулеметы плащ-палатками. Почему? Да все потому же — дожди. А вымокшие ленты чаще всего заедает.
Нет приставных лесенок у стен траншей в полный профиль, чтобы по этим лесенкам выходить в атаку. «Не думаешь о наступательном бое!» — упрекнул Пугачев. Но они есть, эти лесенки, наготовили их достаточно, только уложили их пока на дно траншей, чтобы ноги не вязли в размягченном от дождя грунте. Был бы приказ наступать, мгновенно лестницы прислонили бы к стене траншеи.
А он? «Окопались, как кроты! Не траншеи — канавы!» Обидно. Сухие ноги бойца — это тоже хорошее подсобное средство для атаки.
После того как Конюхов побывал в подразделениях батальона, а потом слушал, как браво распекает Пугачев командиров рот и взводов, он пошел вместе с Петуховым. Покашливая и зябко поеживаясь в сырой шинели, Конюхов говорил:
— Мне кажется, мы недооцениваем качественный военно-профессиональный фронтовой опыт сержантского и старшинского состава. Сейчас не сорок первый и не сорок второй год. Многие указания, которые вы, например, давали в подразделениях, должны были исходить не от вас — командира роты, и даже не от командира взвода, а от старшинского и сержантского состава.
— Но мне же Пугачев указал — лично за упущение! — оправдывался Петухов. — Ну я лично должен выполнить его приказ.
— Приказ старшего командира вы обязаны выполнить, но как? Это дело вашей личной инициативы. Ведь ничто так не снижает активности служебного рвения командира, как излишняя опека, как недоверие к его знаниям, опыту, возможностям Если надо дать коррективные указания, умный, опытный руководитель сделает это тактично, не обескураживая подчиненного, не ущемляя его самолюбия и достоинства, и, указывая, он дает ему возможность дальше действовать самостоятельно, в пределах предоставленных ему прав и власти. Инициативный командир при этом будет искать и использовать все силы и возможности, новые приемы и средства, обеспечивающие наилучшее выполнение поставленной задачи.
Петухов даже с воодушевлением готов был признать правоту слов Конюхова, но тревожило то, что слова Конюхова, метко падающие на него, Петухова, как бы рикошетом били и по Пугачеву.
И, словно угадывая, отчего в замешательстве Петухов, Конюхов заметил:
— Комбат Пугачев — яркая личность, и такие, как он, внушают к себе, я бы не сказал — симпатию, скорее подчинение, что ли, недюжинной его натуре. Но, мне думается, подлинный руководитель — это человек, способный смело вызывать у других лучшее, а не затмевать их своим превосходством, даже если для этого понадобится особая смелость, не выявлять своего превосходства. Пока на это нет особых причин.
— А как же подвиг, героизм?! — воскликнул Петухов.
Конюхов улыбнулся застенчиво и сказал:
— Вот то, что люди армии в нечеловеческих условиях войны продолжали воспитывать в себе и в других эти высокие, всесильные человеческие качества, воплощая их в военное дело, — это подвиг. Героизм — мировоззрение народа, его исторический опыт, если хотите — идеология. Путем всенародного подвига — достижение высшей исторической цели во имя всех людей.