— А как же! Мать и сестренка… Конечно, я им сейчас помогаю своим аттестатом. Но для них главное, что я пока живой.
— И для меня главное — ты, — сказала Соня, встала и произнесла твердо: — Запомни, что я сейчас сказала, может, это я на всю жизнь так решила. — Пообещала: — Я еще к тебе приду и буду приходить, понял?
17
Петухова зачислили в команду выздоравливающих, и не столько по состоянию здоровья, сколько по настоянию Пугачева, который заявил:
— Он же из заживо захороненных выскочил, это еще ничего не значит, если кости целые. Вы ему психологическую устойчивость восстановите, а то будет при каждом разрыве шарахаться. По себе знаю, тоже заваливало, а как в санбате отдохнул, развлекся — полный порядок…
Соня приходила к Петухову оживленная, веселая, вдруг похорошевшая, как ей говорили подруги-связистки, еще не догадываясь, почему в ней объявилось столько доверчивой приветливой общительности, женственности. Ведь до этого она отличалась ершистостью, недоверчивой настороженностью и, когда с ней откровенничали, говорила брезгливо:
— Не люблю я бабского слюнтяйства, неужели нельзя без этого? Тебя что, пустили на фронт только для того, чтобы тут замуж выйти?..
Только капитан Лебедев сразу отгадал причины радостного цветения девушки, сказал ей сухо:
— Я приказал от дежурств тебя, Красовская, временно освободить. — Пожевал губами, добавил: — Для отдыха.
— Значит, ждать задания! — обрадовалась Соня.
Там увидим. — Поманил ближе к себе, спросил: — Если б ты от контузии заикой стала и глаз ударной волной вышибло, как ты к этому отнеслась бы?
— Не знаю, — сказала Соня.
— Надо знать! — сердито приказал Лебедев. — Во всяком случае, быть уверенной, без такой уверенности лучше и не встречаться. — И ушел, сутулясь, как всегда, глядя себе в ноги.
Обычно они ходили в лес, прогретый солнцем, пронизанный зеленым свечением листвы.
На поляне садились на поваленное дерево. Кругом высокая трава в пахучем многоцветье и высокое светлое небо.
— Можно, я разуюсь? — спросила Соня.
— Не на службе, чего спрашиваешь?
— А вдруг тебе неприятно, что я босая?
— Чего ж тут такого — ногам отдых.
Вытянув голые ноги, она пошевелила пальцами. Петухов наклонился, внимательно глядя.
— Смешно: как крольчата беленькие ушками шевелят.
Она смущенно поджала ноги и, благодарно взглянув на него, засмеялась:
— Крольчата! А я боялась. От портянок мозоли видал какие!
— Бедненькие, — сказал Петухов, — такие маленькие, скорченные и пораненные.
— А ты откуда знаешь, что я была раненая?
— Ну, еще там, у болота, заметил рубцы здесь и здесь.
— А говорил — ничего не видел.
— Только ранения, и тогда мне стало тебя еще больше жалко.
— Это когда узел бомбили, меня осколками шарахнуло, а на проводе штаб армии, я и испугалась кричать, что ранена, ну и держалась. Потом Лебедев вскочил, быстро вспорол ножом гимнастерку и сразу индивидуальными пакетами всю меня обвязал. Он ловкий, привык в разведке на все руки. Хорошо, лицо не задело или, допустим, глаз. Что тогда?
— Хуже нет, когда глаза ударной волной вышибает, — рассудительно заметил Петухов. — У меня вот у лучшего первого номера станкового оба глаза на щеки выбило, а он еще долго огонь по памяти вел. Прощались с ним, плакали ребята. Раз он не видит, чего же тут скрываться, что плачут.
— А если б со мной так? — спросила Соня.
— Ну и что? — сказал Петухов. — У меня мать хорошая, и сестра тоже, побыла б с ними, пока я вернулся. Что тебе интересно, я бы смотрел, рассказывал и книги вслух читал. Все обыкновенно… Как же иначе в таких случаях?
— Да ты что? Уже мной распоряжаешься?
— Не распоряжаюсь, а раз здесь вместе, то почему бы и потом не быть вместе, как по-настоящему полагается.
— Ты что? Жениться на мне решил?
— Почему жениться? Просто так, по-товарищески, — смущенно пролепетал Петухов. — Зачем я буду так твоим горем пользоваться, только потому, что ты нашей семье доверилась?
— А если я в тебя влюблюсь за это?
— Я, конечно, не возражал бы, — степенно сказал Петухов. — Но неправильно получится, если только за это. Вроде как только благодарность за вполне нормальную фронтовую дружбу. — Осведомился подозрительно — Может, ты со мной тут встречаешься тоже только вроде как из какой-то благодарности? Так это мне не нужно.
— А чего тебе нужно?
— Ну просто так, чтобы ни из-за чего особенного, — сказал он, с трудом подбирая слова. — Вот я тебя первый раз увидел и как будто сразу стал другой оттого, что тебя увидел. Словно от тебя дохнуло, я даже не знаю чем, просто счастьем. Поняла?