Одно дело - в бою отвечать за жизнь каждого своего солдата, совсем другое дело - взять на себя полную ответственность за жизнеустройство сержанта-связистки, которая получила новое официальное высокое звание - «жена». И хотя Петухов тоже приобрел официальное звание «муж», звание «жена» ему казалось значительнее, тем более когда его носит не кто-нибудь, а сама Соня, лучшая радистка в его дивизии.
3
В годы войны Петухов не без основания полагал, что он может в любой день и час, как выражались тогда фронтовики, «накрыться». Поэтому, предусмотрительно и гуманно заботясь о том, чтобы связистка Соня в случае чего не так сильно переживала его гибель, Петухов совершал разведывательные попытки внушить ей, будто он вовсе не такой исключительно хороший, как она о нём думает.
- Для проявления личной храбрости, - рассуждал Петухов, - мне благоприятствует отсутствие крючков, какие других обязывают к персональному самосохранению.
- Что это за крючки? - осведомилась Соня.
Петухов посмотрел внимательно себе на сапоги, чтобы не смущаться чистого озёрного цвета вопрошающих глаз Сони, пробормотал:
- Ну там у кого жена, дети и прочее...
- А я тебе кто? - страдальчески воскликнула Соня.
- Боевая подруга, - внушительно произнёс Петухов и, поперхнувшись, разъяснил: - Которой положено сознательно реагировать на любые потери в личном составе подразделения.
- Ну вот что! Если тебя не станет, обвешусь гранатами и сразу под их танк, - твёрдо объявила Соня.
Петухов зябко поёжился, подбородок у него дрогнул, губы похолодели, но он мужественно овладел собой и стал так старательно сворачивать цигарку, что пальцы у него при этом не вздрагивали. Прикурил от трофейной зажигалки, спросил сипло:
- Ты спектакль «Ромео и Джульетта» когда-нибудь глядела?
- Смотрела и плакала навзрыд. Даже перед публикой было совестно.
- Ну тогда заявляю! Я лично такое осуждаю.
- За что? Там же только про любовь!
- Неправильная мысль. Будто среди всего тамошнего населения не было достойных, которые могли бы, так сказать, вызвать обратное чувство у него или у неё в случае выбытия из жизни кого-нибудь из них двоих. Получается неверие в человека.
- Почему неверие? - возразила Соня. - Это же радость, что на свете может быть такая высокая любовь.
- Хороша радость, когда по недоразумению да ещё самовольно дезертируют из строя жизни, - иронически обронил Петухов.
- Значит, так сильно любили, что решились!
- А я считаю подобную любовь слабосильной, если она не поможет перешагнуть через горе для дальнейшего правильного прохождения жизни.
- Ох и ограниченный ты человек, - скорбно вздохнула Соня. - Даже слушать - противно. Ещё не хватало, чтобы ты ко всему добавил, будто незаменимых людей нет.
- Именно, в точку! - фальшиво обрадовался Петухов. Но тут же спохватился, побагровел, сконфуженно попытался оправдаться: - Ну, не в узком, конечно, смысле, а в принципиальном. - И, рассердившись, что так неловко оправдывается, объявил: - Они вот уверили друг друга, что он исключительно самый лучший, она единственная, самая наилучшая на свете. Это, если хочешь знать, самообман, зазнайство!
- Ничего ты в человеческих чувствах не понимаешь! - оскорбилась Соня и гордо произнесла: - Во всяком случае, теперь я из-за тебя под ихний танк в отчаянии, что тебя нет, не кинусь.
- Вывод нормальный, - ненатурально одобрил Петухов. И, горько сожалея об этих своих словах, с едкой усмешкой добавил: - Тем более когда мы теперь полностью обеспечены соответствующими разнообразными противотанковыми средствами.
- Я тебя сейчас даже ненавижу, - сквозь слезы произнесла Соня.
- Ну что ж, реагируешь по существу, - похвалил Петухов и вдруг попросил мягко и задушевно: - Только ты этот наш разговор все же припомни, если крайний случай, для облегчения переживаний.
- Ничего я не буду запоминать! - яростно сказала Соня. - И ты моими чувствами не командуй. Чего хочу, то буду помнить, а чего не хочу, сразу из памяти навсегда вышибу. Теперь мне все понятно!
- Поняла, - значит, порядок, - с облегчением улыбнулся Петухов.
- Только я то поняла, что тебе самому непонятно, - сурово сказала Соня, - и сбить тебе меня не удалось. Я твой манёвр сразу разгадала. Трус ты. Вот и всё!
Петухов встал в повелительную позу, словно при команде «Смирно», вздернул подбородок, вытянул руки по швам.
Но Соня злорадно повторяла, не обращая внимания на его позу:
- Трус и даже трусяга, трусович. Перепугался, что его любят без памяти... И ещё толкал, чтобы отступила на заранее подготовленные им позиции. Хорош! Но я не из таких, чтобы отступать. Я от тебя не отступлюсь. Понял? Не отступлюсь, и всё! Раз полюбила, - значит, точка. Хоть в другую часть отчислят, всё равно и оттуда буду любить, хоть живого, хоть мёртвого, хоть какого...