- Ты же меня в заблуждение ввёл, - упрекал взводный. - Слышу, немецкий ручной на фланге стучит. Ну, значит, немедля огнём накрыть - по логике. Значит, он вклинился, а выходит, это ты самовольничаешь. - Пояснил строго: - Бой - это прежде всего строгая организация огневых средств, дисциплина, порядок. Культурный боец должен понимать. - Приказал: - Трофейное оружие сдать!
- Но он мой, - скорбно сказал Петухов, - я же его в бою сам достал.
- Нехорошо, товарищ Петухов! Такое собственничество в себе подавлять надо.
- Я же просился в пулемётчики, а вы отказали.
- Значит, сам себя обеспечил и назначил? Некрасиво, товарищ Петухов, очень некрасиво!
Но по солдатской цепочке о Петухове распространилось уважительное суждение как об инициативном бойце, соображающем.
Поскольку солдатская биография Петухова складывалась на глазах всего подразделения, бойцы гордились его офицерским званием, словно они сами присудили ему это звание, и высшей похвалой звучало: «Такой командир подразделения не подведет, потому что он в подразделении же и воспитанный».
Поэтому бойцы с доброжелательным тактом относились к связистке Соне, когда она зачастила в их расположение.
Любовь Сони к командиру их взвода бойцы считали вполне заслуженной его наградой и даже гордились, что Соня выбрала именно их командира, а не из соседних подразделений, хотя там тоже были офицеры храбрые, и тоже молодые, и даже по наружности более видные.
Рост у Петухова средний, глаза узкие, скулы углами, усы никак не получились из редкого рыжеватого волоса. Отращивал их только для солидности вида.
Но душевная сила его была в уважении к людям.
Приказание в бою он отдавал не крикливо, а задушевно, задевая бойца за самое потаённое, главное. Не забывал в пылу боя к тем, кто старше по возрасту, обращаться на «вы», величал по имени-отчеству. Вот это самое простое, а трогало сильнее самого сильного боевого лозунга.
И в бою он умел радоваться успеху бойца и под огнём подползал, чтобы отметить его своей радостью.
А если кто начинал колебаться в бою, дорожить своей жизнью больше, чем жизнями товарищей, Петухов такого не обличал сразу при всех, а только потом интимно беседовал - огорчённый, расстроенный.
- Как же так? - спрашивал. - Бой - дело коллективное. Один за всех, а все за одного. Сегодня ты товарища огнём не прикрыл, а завтра он тебя за это не прикроет. Это же самому тебе невыгодно. Самое верное в бою - жизнь себе сберечь, когда твёрдо знаешь, другие за тебя беспокоятся, а если ты за них не беспокоишься, почему они должны за тебя тревожиться? Так что не советую больше индивидуально самосохраняться, самый ненадёжный способ.
Соня, как и многие девушки-фронтовички, оборонялась от чрезмерного внимания со стороны мужского состава вызывающей дерзостью на грани оскорбительной грубости. И так прочно освоила эту защитную манеру, что на узле связи даже подруги считали её недовоспитанной.
- Тебе майор - цветы, а ты хамишь, словно он не цветы, а гадюку в спирту всучил.
- Если б его жене в тылу кто букет преподнес и она за это вся рассиялась, как бы он, узнав, реагировал? - пожимала плечами Соня.
- Но он же одинокий, мы в штабе у кадровика проверили - холостяк.
- А я одиночеством не страдаю!
Усмехнувшись, Соня пояснила:
- Вначале они все становятся томные, тихие, вроде как тяжелораненые, на душевность вызывают, а чуть бдительность утратишь - они в атаку. Знаю их шаблонные методы. Схамишь заранее - сразу дистанция, порядок.
5
Петухов получил приказание сопроводить штабную радистку в тыл противника для связи с партизанским отрядом, которому было дано указание - как только дивизия начнет наступать, о чём им сообщат сигналом по рации, подорвать мосты на коммуникациях противника. Рацию Петухов пристегнул себе на спину плечевыми ремнями, запасное питание рации несла сама радистка в вещмешке. Они вылетели в ночь на Р-5.
Радистка попросила Петухова:
- Ты на меня не оглядывайся, в воздухе меня всегда тошнит. Я себя знаю.
- Не нашли кого покрепче, - недовольно буркнул Петухов.
- Не нашли, - согласилась радистка.
Над ними светилось, сверкало звёздное небо. И с высоты линия фронта, так же как и небо, искрилась только огнями боя.
- Смотри - красиво! - порекомендовал Петухов.
- Наверху или внизу? - иронически осведомилась радистка. - Я не ангел, чтобы любоваться небом.
- Верно, ангелов не тошнит, - пошутил Петухов. - Они народ облётанный.
- Ты, пехота, лучше молчи, - приказала радистка.
Потом на них напал «мессер». Их мотало в воздухе, словно на бешеных качелях, до полного умопомрачения. И когда самолёт, задевая вершины деревьев, тяжко плюхнулся в болото, наступила мёртвая тишина.