В свою очередь, профсоюзная молодежь, насчитывающая 1,3 миллиона человек, на заседании своего федерального правления в апреле 1981 года высказалась за «немедленное начало переговоров между Востоком и Западом без всяких предварительных условий, за осуществление конкретных мер в области разоружения с целью создания безъядерной зоны в Европе и за отказ от размещения нейтронного оружия». Эта резолюция вызвала неудовольствие руководства Объединения немецких профсоюзов (ОНП), придерживающегося, как известно, линии коалиционного правительства и выступившего за размещение ракет.
Столь явная поляризация политических взглядов в известной мере результат растущего сознания молодежи. Осенью 1981 года около 70 процентов молодых западных немцев согласно опросам высказались в пользу антивоенных акций.
В первых рядах этого движения идут коммунисты. В стране, гда антикоммунистические представления до сих пор определяют мировоззрение среднего бюргера, коммунистам приходится нелегко. И хотя партийная принадлежность и религиозные убеждения имеют все меньшее и меньшее значение для тех, кто выступает в едином фронте антивоенных сил, все же быть коммунистом — значит чаще других подвергаться «запретам на профессии» и постоянной травле со стороны буржуазной прессы.
Догматы религии, коллекция крестов «третьего рейха» в отцовском шкафу, ежедневный и обязательный, как вечерняя молитва, антикоммунизм. Антикоммунизм в церкви, в школе, в гостях и дома в беседах за обеденным столом. Детей растят словно шампиньоны в подвале под теплой подушкой соломы, предохраняя от «пагубных» влияний извне. А что там, снаружи? Какая опасность грозит человеку в обществе, в котором быть антикоммунистом — значит сохранять верность конституции? Утренние газеты, вечерние передачи по телевидению, воскресные службы в церкви предупреждают об этой опасности. Эта опасность — коммунистическое мировоззрение.
Ради того чтобы внушить бюргеру эту мысль, работает на полную мощь концерн газетно-журнального магната Аксели Шпрингера, известного своими тесными связями с самыми реакционными кругами ФРГ и международным сионизмом. Состояние его оценивается в миллиард марок, но прямые наследники газетного «цезаря» вряд ли унаследуют его империю. Всесведущий журнал «Бунте» как-то сообщил своим читателям, что Л. Ц. Шпрингер уже завещал весь свой концерн государству Израиль.
На поприще активной травли коммунистов «трудится», конечно, не только Шпрингер. Не менее «знаменит» в ФРГ и другой «охотник на ведьм» — комментатор второй программы телевидения Герхард Левенталь, также связанный с сионистскими кругами за рубежом. Уже 13 лет составляет он антикоммунистические программы для телевидения, но общий антикоммунистический стаж его гораздо значительнее — он начал сотрудничать на радиостанции РИАС в своем амплуа сразу же после войны. Печально, что его «заслуги» получают в ФРГ официальное признание. В 1975 году ему вручили так называемую «Премию Аденауэра за публицистику», а в 1979-м — «Федеральный крест за заслуги». Той же награды удостоен и его единомышленник А. Ц. Шпрингер.
Каждый получает свое: коммунисты — «беруфсферботы», антикоммунисты — высокие награды. Возможно ли, что в таких условиях люди все же становятся коммунистами, ведут борьбу за свои убеждения, несмотря на анафему «запретами» и травлю и прессе? Мне захотелось узнать, как это происходит…
От магистральной улицы, ослепляющей цветными огнями рекламы, черными рукавами откидываются боковые улочки и тупики. Сворачиваю в одну из них, в вечернем сумраке с трудом нахожу название улицы — Виттекиндштрассе и нужный мне номер дома — 24. Нажимаю на кнопку последнего, четвертого, этажа, раздается дребезжащий звук, напоминающий гудение большой осенней мухи, бьющейся о стекло. Замок автоматически открывается. Толкаю дверь, зажигаю свет на лестничной клетке. Поднимаясь по ступеням, стараюсь мысленно представить себе человека, к которому я иду.
Томас Яйтнер. Что я знаю о нем? Пока лишь отрывочные анкетные данные, по которым этот человек уже стал для меня интересен.
Томас Яйтнер. 28 лет. Молодой учитель истории, коммунист. Председатель районной организации ГКП Кёльн-Клеттенберг. Вырос в консервативно-католической семье. Отец — бывший офицер гитлеровского вермахта, а ныне отставной генерал бундесвера, живет в Мюнхене, ревностный католик, симпатизирует реакционной партии ХСС, почитатель Франца-Йозефа Штрауса. Мать — бывшая учительница музыки, ревностная католичка…
Что привело учителя Яйтнера в ряды коммунистов? Этот вопрос я собираюсь задать Томасу, с которым меня познакомили заочно местные друзья-коммунисты.
Последний лестничный пролет прохожу в полной темноте: свет уже успел автоматически выключиться (результат экономии дорогостоящего электричества). Иду на желтый прямоугольник — это хозяин предупредительно открыл дверь и встречает меня. Почти таким я и представлял его. Светлые волосы, бородка, клетчатая рубашка, джинсы. Типичный современный интеллигент.
Томас знакомит меня со своей женой. О цели моего прихода он уже знает, и мы уединяемся в небольшой комнатке, заставленной книгами и цветами. Я задаю сакраментальный вопрос: «Как ты пришел к своим убеждениям?» — и понимаю, что это звучит чересчур общо. Тогда я пытаюсь начать издалека и спрашиваю Томаса, что говорят ему воспоминания о детских годах? Может быть, он был «трудным» ребенком, который уже тогда не соглашался с родителями в каких-то принципиальных вопросах?
— Напротив, — уверенно возражает Томас. — В нашей семье, насколько я помню свои детские впечатления, всегда царили гармония и единый образ мыслей. Я был послушным ребенком и старался во всем подражать родителям: впрочем, так же, инк и мои братья и сестры. Нас было пятеро детей. Самым младшим был Штефан, за ним шел я, потом — две старших сестры и старший брат. Таким образом, у меня, кроме отца и матери, по существу дела, было еще трое воспитателей, которые не могли не влиять на формирование моих убеждений. Когда я появился на свет в 1948 году, родители жили в Дюссельдорфе, где отец открыл собственную книжную торговлю. Надо сказать, в то время многие бывшие военные, а отец числился кадровым офицером вермахта с 1937 года, осваивали гражданские профессии. Мать вышла из учительской среды, преподавала музыку.
Прилежание было одним из «пунктиков» его отца. В окружающих он прежде всего ценил одно — настойчивость в стремлении выйти в люди и сделать карьеру. А в детях он еще и сознательно культивировал это качество. Они должны были приносить из школы только хорошие отметки, не пропускать воскресные службы в церкви. Соседи считали их образцовой семьей. Да и сам Томас был убежден, что его призвание — достичь самых высоких ступеней служебной лестницы.
Примером для всех в семье долгое время служил старший брат. Он с упорством стремился к тому, чтобы занять прочное положение в обществе. По его понятиям, он кое-чего достиг. Он стал историком, переехал в Италию, где занялся изучением истории Ватикана. Он написал много книг, но Томас считает, что они не пользуются успехом. Уже много лет он состоит членом СИПГ.
Старшая сестра работает ассистентом в университете в Мюнстере. По убеждениям — левая католичка и очень дружна с одним священником, который собирается порвать с церковью. На этой почве у нее вышел серьезный конфликт с отцом.
Другая сестра входит в баварскую организацию «Молодых социалистов». Но, живя в провинции, она почти не имеет внешних контактов, а потому о каком-то серьезном развитии политического мышления для нее, с точки зрения Томаса, не может быть и речи. Достаточно сказать, что среди местных учителей опа единственная вступила в профсоюз. По сути дела, она находится в изоляции и вынуждена посвятить себя исключительно воспитанию детей. К тому же отстаивать левые убеждения в Баварии значительно труднее, чем в любой другой земле ФРГ.