Я выглянул из своего укрытия и, убедившись, что Алексей немного отвлёкся, осматривая полученный синяк, перекатился за стоявший в небольшом отдалении киоск на колёсиках, торговавший до этого мороженным.
У меня внезапно зазвонил телефон.
— Вовремя же ты, кирпич проклятый, — проворчал я.
Мелькнула шаровая молния, куда попала — не знаю, мне надоело следить за всем, что пролетает мимо меня. Раз мимо — хорошо. Раз никто не заорал, дважды хорошо, значит, никто не попал под удар.
Я заметил, как с другой стороны на меня несётся ещё один «друг» Наумова, лысоватый и мелковатый, похожий на гоблина в очках мужичок с вполне внушительным шоковым пистолетом в руках. Я быстро прицелился в него и выстрелил два раза — попал в живот и в плечевой сустав. Он закричал так, будто я выстрелил в него не резиновыми пульками, а кумулятивными противотанковыми снарядами. Поняв, что он ещё жив каким-то чудом, он быстренько убежал в сторону и спрятался в одном из павильонов.
Мобильник продолжал настойчиво звонить, я не вытерпел и достал его из кармана. Папа?
У меня всё внутри сжалось. Нет, только не папа. Пусть лучше мне позвонят из военкомата и скажут, что я должен отслужить лет сорок, чем я поговорю с папой.
— Алло? — я зажал трубку между плечом и ухом, схватился за края тележки и покатил её в сторону второго выхода — первый блокировал Алексей.
— Коля, какого хрена? — прогремел голос отца в трубке.
Я начал лихорадочно соображать, о чём же он говорит, и где я провинился в очередной раз. В голову лезли тысячи вариантов.
— Э… пап, — сказал я в трубку, наблюдая, как в меня полетела ещё одна шаровая молния. — Ты немного не вовремя.
Я нырнул обратно и, вспомнив, как в прошлый раз схлопотал нехилый разряд, отпустил тележку и отполз от неё на пару шагов. Молния с сухим треском ударилась в неё, чуть не опрокинув её на меня. Но меня не задело.
— Подожди, у меня какие-то помехи, — сказал папа и постучал по своему микрофону так, что у меня чуть не заложило ухо.
— Это с моей стороны, — ответил я.
Очкастый гоблин снова высунулся из павильона, и я разрядил в него остаток обоймы — целый патрон. Промазал, конечно, но тот зато спрятался обратно. Я снова схватил тележку и прокатил её ещё пару метров в сторону, пока мою спину не прикрыл один из павильонов. Гоблин и Алексей временно скрылись за углами коридора, в который я вошёл. Выход виднелся метрах в тридцати от меня.
— Что там с Сашкой? — спросил отец.
Весь мой боевой дух тут же упал в самый низ.
Блин, а я надеялся скрыть это в тайне. Как он узнал? Позвонили им из больницы? Им позвонил сам Сашка? Нет, я просил его этого не делать.
— Как он, чёрт тебя дери, оказался в больнице, а?!
У меня загорелись уши, мне стало стыдно как никогда в жизни. Мама и папа, вроде бы, когда упрекают меня, используют одни и те же слова (мама, правда, не ругается), но от бати они всегда бьют куда больнее.
— Мы тут с матерью с ума сходим, не знаем, что там да как с вами обоими!
Алексей показался в коридоре одновременно с гоблином, да ещё подоспел тот мужик сверху — он выглянул из-за плеча ходячей башни Тесла.
— Пап, ты реально не вовремя, — начал я. — Давай я перезвоню тебе немного пого…
Я весьма вовремя развернул тележку, ставя её между мной и моими противниками. Новый разряд оказался долгий, секунды в четыре, и его треск перекрыл полностью реплику папы. Я снова высунулся из-за тележки и попытался выстрелить в них, но не получилось — я забыл перезарядиться, зато все трое спрятались обратно, ожидая моих выстрелов.
— Блин, патроны, — пробормотал я.
— Патроны? — расслышал отец. — Что там у тебя творится?!
Я выронил мобильник, когда засунул руку в тележку. Нащупал ладонью что-то скользкое, холодное и круглое, взял в руку.
— Эй, мужики с батарейками в одном месте! — крикнул я, вставая в полный рост и одновременно второй рукой беря ещё один шарик. Пистолет упал рядом с возмущённо запричитавшим мобильником. — Вам шоколадное или ванильное?
Вы когда-нибудь видели, как дети играют в снежки? Конечно же, да — глупейший вопрос, вы и сами наверняка играли в детстве в них. Строили крепости из подтаявшего грязного снега, скомкивали его в руках, спрессовывали и устраивали снежные баталии, закидывая противника снегом с ног до головы. Море радости, куча снега за шиворотом — вот признаки успешной атаки.
Радости я не испытывал, но попадал на зависть маленькому самому себе точно. Первым получил Алексей — розовый шарик залетел ему под плащ на уровне живота и вниз не упал, застряв там. Второй шарик угодил в лоб мелкому гоблину — у него слетели очки, без которых он стал слеп как крот. Он опустился на четвереньки, тщетно пытаясь нащупать потерю. Неприметный мужик успел благоразумно спрятаться за угол, предпочитая подождать, пока я не закончу обстрел.
— Урод! — разрывая голосовые связки, крикнул Лёха. — Мой плащ! Ты за это ответишь, ко…
Последний шарик почему-то оказался несколько больше остальных и куда тяжелее. Он даже не успел подтаять, так и остался ледяным комком, зато полетел отменно, залепив в конце пути открытый рот метателю молний, тот даже не успел закончить фразу. Удар был настолько сильным и неожиданным, что ошалевший Алексей пошатнулся и с грохотом падающего башенного крана распластался по полу, пытаясь выплюнуть ледяное мороженое, плотно забившее ему рот. Неприметный мужик, поняв, что он временно остался один, выскочил из-за угла и понёсся на меня. На что он надеялся? Что я испугаюсь и тут же ему сдамся добровольно?
— Добавки не будет, — крикнул я, упав на спину и изо всех сил толкая ногами тяжёлую тележку.
Чёртовы колёсики! Никогда не поворачиваются в правильную сторону, отчего приходится прикладывать чудовищные усилия, чтобы сдвинуть предмет с места. Зато потом…
Покатившуюся тележку он, может, заметил и сразу, но уклониться от неё ему было уже сложно — он слишком быстро двигался навстречу ей, тележка была здоровенная, а коридор недостаточно широк. Та пара шагов, которую он сделал в сторону, прежде чем его с диким грохотом снесло с места, его не спасли.
Я схватил липкими промороженными руками подозрительно замолчавший мобильник и пистолет, я ломанулся к выходу. Ноги скользили по гладким и идеально отполированным плиткам, то и дело разъезжаясь в стороны и угрожая посадить меня на шпагат, по бокам снова полетели мелкие разряды молний, но уже не такие точные и далеко не такие мощные, как первые. Один всё-таки попал в меня, когда я проскакивал недостаточно быстро раздвигающиеся автоматические двери — было больно, разряд угодил между лопатками и мгновенно распределился по всему телу, но, надо сказать, что комары иной раз кусаются куда больнее.
Я выскочил на парковку, которая, как я и предсказывал, за пару десятков минут успела заполниться на две трети, стал искать взглядом машину Романа. Непривычно слепило солнце, с пальцев капало мороженное, а добрые люди подозрительно косились на человека, который держал в руках с виду боевой пистолет и мобильник, измазанные в чём-то коричневом и розовом, взглядом маньяка шарил по окрестностям и периодически странно дёргался, будто его тело мучила сильная судорога сразу во всех мышцах.
Рома подъехал сам. Не знаю, то ли ему передали по рации о стрельбе и странно ведущем себя электричестве, и он догадался, о чём идёт речь, то ли просто увидел меня возле входа, но прибыл он весьма вовремя. Я уже начал в панике метаться по парковке, в основном, кругами.
— Давай живей! — крикнул он, отворив мне дверь — руки у меня не слушались, сильно замёрзли.
Я впрыгнул в машину и кое-как, уже на ходу, захлопнул дверь.
— Что у тебя там творится? — немного громко сказал он, аккуратно выруливая между машинами.
Я не ответил — смотрел назад, на выход из торгового центра.
Раздвижные двери со звоном бьющегося стекла разлетелись на куски, и, хрустя подошвами, из здания вышел испачканный мороженым Алексей, мгновенно понявший, что в единственной движущейся машине сижу именно я.