Глава шестая.
Зовут полярные широты
Неудача Леваневского в полете к Северному полюсу, гибель в том же году на Аляске известного по кругосветным перелетам американского летчика Вилли Поста послужили скептикам поводом для рассуждений о неприступности Арктики. Многие откровенно говорили, что на одномоторном самолете ледовитую пустыню не одолеть. Мы с Байдуковым не разделяли такого мнения. И вскоре после моего возвращения из летной школы Георгий как-то зашел к Чкалову - потолковать о забытом всеми самолете АНТ-25.
- Ну вот, Байдук, и встретились! Где же ты пропадал? - тиская Байдукова в объятиях, приговаривал Чкалов.
- А ты, Валериан, немного изменился, - заметил Георгий.
- Постарел, брат, постарел. Да и что ты хочешь - отец семейства. Пойдем-ка дочь посмотрим.
Посмеиваясь, Чкалов показал свою новую квартиру.
- Живу, как бог... - повторял он, потом участливо спросил: - Ну, а ты как?
- Так себе, Валериан. Разговор есть...
- Ну давай. Что ж не сказал сразу?
- Здесь неудобно - народу много.
У Чкалова действительно было много гостей.
- А у меня всегда так. Люблю, брат, народ, компанию...
Байдуков, согласно кивая головой, думал уже о чем-то другом.
- Ты знаешь, самолет, на котором мы с Леваневским пытались перелететь полюс, сейчас находится в переделке. Ну и что же, мне какое дело? Ведь это ваш самолет.
Георгий опешил, не зная, как подойти к Чкалову.
- Видишь ли, вчера на заводе мне сказали, что АНТ-25 в корне переделан и теперь стоит готовый в ЦАГИ, не находя себе применения.
Ольга Эразмовна, жена Чкалова, настороженно прислушивалась к разговору. Ей явно не нравилась эта тема - она смутно чувствовала опасность, и Георгий, уловив ее недовольный и укоризненный взгляд, умолк.
- - Валерий, тебя же ждут гости, - пыталась оторвать Чкалова жена.
- Ладно, - предложил Чкалов, - пойдем на улицу, Егор, я тебя провожу...
Он заглянул в столовую, предупредил гостей и быстро оделся.
- При женах нельзя вести такие разговоры, будут напрасно волноваться, заметил Байдуков.
- Ясно. Ну, продолжай.
- Значит, самолет есть. Нужны лишь экипаж и разрешение.
- А как же Леваневский?
- Перед отъездом в Америку Леваневский заявил мне, что он намерен лететь на другой машине.
- Ну и что же?
- Тьфу, какой же ты, черт, несговорчивый!
- Как несговорчивый? Ты, Егор, что-то лепечешь непонятное...
- Вот я и говорю - давай-ка берись за это дело, а я помощником и махнем через Северный полюс!
- Эх, и дуралей же ты, Байдук! Так бы и сказал,--оживился Чкалов. Давай твоего штурмана, и завтра же пойдем в ЦАГИ...
Есть люди, у которых на всю жизнь сохраняются лучшие черты детской психики: радость бытия, непосредственность переживаний, свежесть впечатлений, искренность и наивность душевного выражения. Конечно, эти черты у них не в своем первоначальном, подлинно детском состоянии, а в перерожденном или преобразованном виде, но при всем том самая-то суть психологии детства остается в сохранности. Такие натуры в большинстве случаев бывают чрезвычайно привлекательны. Преимущества детской души сочетаются у них с преимуществами зрелого возраста. Опыт лет, налагающий на душу печать серьезности, деловой озабоченности, скрашивается у них незаглохшим предрасположением к очарованию сказок жизни. Мироотношение у них, соответственно возрасту, зрелое, умудренное, а мироощущение - детское, то есть неувядшее, непоблекшее. В их любознательности есть нечто уподобляющееся наивному любопытству ребенка. В напряженной работе мысли просвечивают черты, напоминающие детскую задумчивость.
Вот именно к числу таких натур принадлежал и Чкалов. Свежестью и цельностью души веяло от его обаятельной личности. Детское выражалось у него, так сказать, походя, непроизвольно и очаровательно - в житейском обиходе, в отношениях к людям, к делам, к идеям, в некоторых чертах характера, в навыках и приемах мысли. Он мог по-детски радоваться удачному для него полету и столь же по-детски огорчаться при неудаче.
Люди такого уклада духа всегда в высшей степени ценны, а в особенности в такое время, когда сгущается мгла грядущего...
Валерий, я уже знал, коренной волжанин. Родился в семье котельщика волжских пароходов Павла Григорьевича Чкалова в селе Василево. В этом селе издавна существовал затон - зимняя стоянка речных судов, на которой между навигациями ремонтировались пароходы. Павел Григорьевич и работал здесь мастером по ремонту судовых котлов.
Валерий оказался на редкость крепким парнем. Пудовой гирей он забавлялся шутя. Но хотелось испробовать силы в настоящем деле, самостоятельной работе, и он перешел кочегаром на землечерпалку. Землечерпалка расчищала русло реки Волги на мелях и перекатах, и Валерий видел пользу, которую работа их приносила судоходству, людям.
- Да, без нас ни одному пароходу не обойтись, на мель сядет, соглашался с ним его друг, тоже кочегар, Анфимов.
И вот землечерпалка поплыла в Казань. Парни получили новое задание: расчистить дно около пристани, сожженной белыми, и поискать на дне оружие.
А в голове молодого Чкалова уже роились дерзкие мысли: податься к красным, в какую-нибудь часть, и вместе с красноармейцами сражаться с врагами.
Вот почему, вернувшись в Василево, Валерий все чаще подумывал переменить профессию, чтобы быть поближе к делам Красной Армии. Как-то встретил его дальний родич, сосед по слободке Володя Фролищев.
- И долго ты еще, Волька, кочегарить собираешься? - полюбопытствовал Владимир. - А вот я в Нижнем авиационным механиком работаю.
И рассказал он Валерию о том, что в Канавине, пригороде Нижнего Новгорода, стоит 4-й военный авиационный парк, где ремонтируют и восстанавливают аэропланы.
Валерий решил твердо: еду с Владимиром в Нижний, поступаю в авиапарк, но тут же вкралось сомнение: примут ли? Ведь ему было всего лишь 15 лет...
Шел 1919 год. По стране гремела гражданская война. Наши авиационные отряды на фронте остро нуждались в исправных боевых самолетах. Вот почему, когда Валерий вместе с Фролищевым явились в 4-й авиационный парк, командир охотно согласился принять парня учеником слесаря-сборщика и зачислил его молодым красноармейцем. Валерию выдали обмундирование и поставили "на довольствие с котла".
Так Чкалов сделал в своей жизни важный и решительный шаг. Он приобщился к авиации, которой затем посвятит без остатка всю свою жизнь.
Для начала - ремонт и сборка "фарманов", "ньюпоров", "вуазенов", пока малоизвестных ему самолетов. Нетрудно было постичь искусство заплетать тросы для расчалок, обтягивать поверхность крыльев перкалем, покрывать его защитной краской и лаком.
Занимаясь ремонтом самолетов, Валерий изучал их устройство. В его обиход по-хозяйски входили новые, ранее незнакомые ему слова: фюзеляж, плоскости, стабилизатор, хвостовое оперение, рули поворота и высоты, элероны, лонжероны, шасси, амортизаторы... Перед Чкаловым раскрывалась внутренняя силовая конструкция аэроплана - этой доселе незнакомой машины, обретающей подъемную силу при движении в воздухе.
Аэропланы улетали в боевые отряды, и Валерий, провожая их взглядом, горел желанием поскорее научиться летать. Он все настойчивее осаждал командира авиапарка просьбами перевести его в учлеты. И в 1921 году мечта сбылась: за отличную работу на производстве Чкалов был направлен в город Егорьевск в Теоретическую школу авиации. Это была старейшая русская авиационная школа, основанная еще до революции в городе Гатчина под Петроградом. Во время гражданской войны она была эвакуирована в Егорьевск.
Валерий, обладая отличной памятью и способностями к учебе, схватывал и усваивал все легко и быстро, чем удивлял своих учителей. Пригодились знания по устройству самолета, полученные еще в авиационном парке. Сдавая зачеты и экзамены, Чкалов никогда не получал оценки ниже 10 по существующей тогда двенадцатибалльной системе.
И вот в начале 1923 года Теоретическая школа окончена. Всем ученикам присвоили звание "красного командира". В то время в Теоретической школе никаких полетов не производилось. Для обучения полетам все выпускники направлялись в другие школы.