Все эти мероприятия значительно облегчили нам в полете связь с землей. А пока, сидя в разных комнатах, мы отрабатывали прием и передачу ключом, добиваясь, с чтобы радиограммы получались достаточно краткими и в то же время содержательными. Этот тренаж позволил нам отшлифовать все шероховатости кода, изучить его настолько, что перед полетом мы его знали почти наизусть.
И вот мы снова в Кремле. В небольшом зале я увидел сидящих за столом членов правительства. В стороне за отдельным столиком сидел Сталин. Он встал, подошел к нам, радушно поздоровался.
Попросив разрешения повесить на стену карту перелета, Чкалов стал подробно рассказывать о том, какими путями можно долететь из Москвы до Петропавловска-на-Камчатке.
Нами были разработаны три варианта. Мы защищали северный вариант маршрут с выходом за Полярный круг. С одной стороны, этот маршрут был удобен тем, что пролегал в районе многочисленных радиостанций Северного морского пути, с другой стороны, выход за Полярный круг в период арктического лета избавлял нас от полета в темноте в течение двух ночей из трех.
Сталин разобрался во всех обстоятельствах каждого предложенного варианта и сказал:
- Летите из Москвы до Земли Франца-Иосифа, оттуда свернете на Северную Землю и пересечете Якутию. От Петропавловска-на-Камчатке надо вернуться на материк через Охотское море к устью реки Амур, а дальше можете продолжать путь до тех пор, пока будут благоприятные условия погоды и хватит горючего.
Когда мы стали уходить, он поинтересовался:
- Скажите по совести, как у вас там, все ли в порядке? Нет ли червяка сомнения?
Мы хором ответили, что сомнений у нас никаких нет.
Представитель Наркомата тяжелой промышленности в это время доложил Молотову проект постановления правительства об организации полета. В проекте был пункт, в котором говорилось, что управление производится с земли с помощью радиостанций: экипажу в случае надобности могут быть отданы с земли те или иные распоряжения об изменении маршрута.
Сталин, услышав об этом, заметил:
- Какое управление с земли? Надо это вычеркнуть.
Мы поняли, что нам во время полета предоставляется широкая инициатива. Вместе с этим повышалась, конечно, и наша ответственность.
Из Кремля уходили радостные, взволнованные, с твердым намерением выполнить трудный беспосадочный перелет.
К вечеру 19 июля все было готово.
Врач, наблюдавший за нами, требовал, чтобы мы укладывались спать. Подъем рано - с рассветом, в два часа. И я слышал, как мои друзья, Валерий и Георгий, посмеивались надо мной:
- Ну, Саша умеет: приказал себе - и уснул, вот характер.
Чкалов завозился на постели, потянулся за трубкой.
- Накуриться нужно, трое суток придется воздерживаться.
- Да, брат, кури, я все выбросил из крыла, ни пачки табаку, - заметил Байдуков.
- Неужели, Егор, все выбросил? Врешь, поди? Наверное, где-нибудь оставил?
- Даю слово... - клялся он.
- Ну да, ведь ты теперь наш доктор! - улыбнулся Валерий и вылез из-под одеяла.
- Знаешь, я думаю взять прокуренную трубку, будем хоть сосать - и то ладно.
До подъема оставалось два часа...
- Валериан, а как думаешь насчет полюса?
- Не разрешат, Егор.
- А если дать радиограмму с Земли Франца-Иосифа: "Просим прямо до полюса"?
- Неудобно. Но на всякий случай карты нужно иметь.
- У нас все приготовлено - и карты, и справочники, и даже расчеты к полюсу.
Чкалов сел на койке, подобрав под себя ноги.
- Пролетим по этому маршруту, экзамен выдержим, тогда уж обязательно разрешат прямо через полюс.
- А всего-то от полюса пройдем в пяти часах полета.
- Верно, почти рядом...
Утро подкрадывалось медленно, расталкивая темноту. На аэродром мы приехали раньше срока, и, когда стало совсем светло, краснокрылый гигант послушно потащился .за маленьким буксиром-тягачом. А в 2 часа 44 минуты 20 июля 1936 года тяжело перегруженный самолет АНТ-25 надолго отделился от Щелковского аэродрома и лег курсом на север.
Георгий сидел сзади Чкалова, по-детски радостно пожимая сильные плечи пилота, хвалил его за хороший взлет.
Итак, прямо на север, к острову Виктория! Какое странное спокойствие на корабле. Чкалов сидит за штурвалом, поглядывая вниз, любуясь красивыми перелесками. Георгий записывает очередную радиограмму. Я ложусь отдыхать. Словно тысячу раз летали мы в такие рейсы - все идет уверенно, гладко, без тени напряжения.
Но это обманчивая видимость. И хотя в нашем небольшом двузначном коде для связи по радио есть фраза "Все в порядке" (по коду - цифра 38), хотя Георгий и я пользуемся ею часто - почти в каждой передаче на землю, однако уже есть сигналы трудностей. При нормальной работе мотора вдруг происходит выхлоп в карбюратор. На фоне ровного гула, к которому ухо привыкает настолько, что и не замечаешь работы мотора, раздается сильный хлопок, значительно превосходящий гул мотора. Начиная с высоты 2000 метров Чкалов начал пользоваться обеднением и подогревом смеси в двигателе. После хлопка он уменьшает обеднение и подогрев и ждет. Хлопков больше нет. Чкалов постепенно доводит обогрев и обеднение смеси до предписанной нормы.
Через девять часов полета мы вышли на северный берег Кольского полуострова. Далее перед нами - безбрежное Баренцево море. Летим в том самом отроге высокого атмосферного давления, которое, по мнению метеорологов, обеспечит спокойный вход в Арктику. Летим выше облаков. Они настолько ярко освещены солнцем, что приходится надеть очки со светофильтрами.
Баренцево море от Мурманского побережья до Земли Франца-Иосифа не пересекал еще ни один самолет. Пролетали только дирижабли "Норвегия" да "Италия" из экспедиции Амундсена и Нобиле, которые направлялись на Шпицберген. Летал дирижабль "Цеппелин", который в 1931 году пересек море от Архангельска до Земли Франца-Иосифа. И Чкалов смело прокладывает новый воздушный путь.
Но вот Валерий уже устал, просит смены. По масляному баку к нему пробирается Георгий. Начинается смена. Чкалов на своем сиденье первого летчика отодвигается влево и, придерживая рукой штурвал, переносит обе ноги на левую педаль. Георгий протискивает свои ноги правее летчика - ставит их на правую педаль. Затем Чкалов откидывается назад и вылезает из передней кабины. Смена летчиков трудна. Но Байдуков уверял, что сменяться таким образом даже интересно - отвлекаешься от однообразного длительного полета. Однообразие клонит ко сну, внимание летчика притупляется. Бывали случаи, когда кто-то из пилотов клевал носом. Самолет при этом тоже клевал и выводил летчика из сонного оцепенения.
Наше местонахождение я определяю расчетом времени и астрономическими наблюдениями. С помощью секстана беру высоту Солнца, пользуясь таблицами предвычислений, которые для нас изготовил астрономический институт имени Штернберга, наношу на карту линию равных высот. Расчеты показывают, что мы уже достигли острова Виктория, хотя его и не видно из-за облаков. Это значит, что пролетели уже 2700 километров.
Пишу записку Чкалову, сидящему за штурвалом. В записке новый курс - на восток. Валерий улыбается, указывает рукой в сторону Северного полюса.
- Чешем напрямую - через полюс в Америку!.. - шутит он.
Около 20 часов по Гринвичу облачность стала редеть, под нами открылся редкой красоты зимний пейзаж Земли Франца-Иосифа.
Многочисленные острова во многих местах занесены снегом, проливы между островами забиты сплошным льдом. Только черные скалистые очертания кромки берегов показывают, что под нами действительно острова. Суровая неизведанная пустыня простирается кругом - никаких признаков жизни. Вот она Арктика...
Самый северный из островов архипелага Франца-Иосифа - остров Рудольфа. И невольно вспомнились стихи Ивана Андреевича Бунина: "Окраина земли, безлюдные пустынные прибрежья, до полюса открытый океан..."
Чкалов снял шлем. Мы почтили память полярного исследователя старшего лейтенанта Георгия Яковлевича Седова, погибшего здесь в 1914 году. Он шел на санях до Северного полюса и умер в пути. Матросы Г. В. Линник и А. М. Пустотный, сопровождавшие Седова, захоронили его тело на одном из мысов острова.
Могилу Георгия Седова пытались найти. В конце двадцатых годов на Земле Франца-Иосифа, в бухте Тихой, где некогда зимовало судно Седова "Св. Фока" и откуда отважный исследователь направился к полюсу, строилась первая советская полярная станция. Отто Юльевич Шмидт решил обследовать берег мыса Бророк на ледокольном пароходе и достиг широты 82 градуса. Но следов захоронения Георгия Седова не обнаружил. И только в 1938 году зимовщики полярной станции на острове Рудольфа Я. Либин, Ф. Зуев, И. Лебедев, В. Бобков, И. Мельников, Н. Мартынов, М. Нестерович, С. Воинов, В. Сторожко, Р. Райхман отыщут на каменистом берегу истлевшие куски брезента, веревок, меховой одежды, небольшой топорик и флагшток. На флагштоке сохранились лоскутки русского трехцветного флага и медная соединительная втулка с надписью: "Polar Expedition Sedow. 1914"... Этот каменистый берег и был местом захоронения Георгия Седова.