Здоровяк бросился ко мне и в неверном лунном свете осмотрел мое колено, пока я проклинал свою неудачу.
"Успокойся, Чангиз", сказал он. "Все не так плохо".
Меня учили так же, как и его: успокоить пострадавшего, чтобы предотвратить панику. В моей голове проносились сотни мыслей. Я никогда больше не смогу ходить! Мне придется оставить службу!
Патрик плотно забинтовал мое колено, даже не потрудившись разрезать штанину. Он сказал: "Подожди здесь. Мы скоро вытащим тебя отсюда".
Я был настолько сосредоточен на ведении огня, что забыл о боли. Я сидел, прислонившись спиной к машине, с M16 наготове, в то время как ливанские солдаты и парни позади меня вломились во входную дверь дома, из которого велась стрельба. Когда они поднялись по лестнице на крышу, огонь прекратился.
Через несколько минут, запыхавшись, наши парни вернулись. Один из моих приятелей склонился надо мной.
"Ты в порядке, Чангиз?"
"Да чутка колено зацепило. Нашли кого-нибудь?" спросил я в ответ.
"Много гильз, только и всего".
"Ни людей? Ни крови?"
"Отрицательно. Мы собираемся проверить остальные дома на улице. Можешь побыть тут?" спросил он.
"Да. Без проблем. Делай что должен".
Я дотащился до стены дома и прислонился к ней спиной, чтобы лучше видеть улицу. Было странно сидеть там, думая о моей семье в Калифорнии и оставшемся в Иране отце, гадая, что они делают, пока я истекаю кровью на какой-то безымянной улице в Ливане.
Мне было жаль семьи, когда-то жившие в окружающих домах. Я задумался, где они сейчас.
Война перевернула все с ног на голову. Луна сияла зловещим желтым светом.
Мои товарищи вернулись. Ливанский водитель подал наш БТР (бронетранспортер) задом к дому, и Патрик с одним из товарищей погрузили меня внутрь. Колено пульсировало, но боль была терпимой.
По возвращении на базу Патрик очистил рану, забинтовал ее и сделал пару уколов пенициллина. Он сказал: "Похоже, ранение касательное. Оно поверхностное. Хочешь отправиться к врачу?"
"Нет. Я буду в порядке".
"Ты уверен, Чангиз?"
"Чтоб тебя, да!"
Следующую пару дней я провел на конспиративной квартире, читая триллер Роберта Ладлэма, раскладывая пасьянсы и отдыхая. Патрик приходил каждый вечер, чтобы проверить мое колено и поменять повязки. Он даже приносил шаверму из баранины от местного продавца.
Придя на третий день, он обнаружил меня на ногах, занимающимся всякой фигней по дому.
Увидев меня, Патрик спросил: "Какого хера, ты что творишь?"
"Да я как огурчик, чувак".
"Уверен?" спросил Патрик. "Ты не хочешь доложить о ранении?"
"Да чего докладывать?" ответил я. "Я в порядке".
Составив рапорт о пулевом ранении, я имел бы право на получение "Пурпурного сердца". Меня никогда не впечатляли все эти медали, ленточки и церемонии, так что я забил. Неделю спустя я вновь был на ночном патрулировании с ливанскими солдатами в другой части города. На сей раз луна была более полной, и никого не подстрелили.
Несмотря на ужасающий взрыв в посольстве и ранение в колено, в целом я наслаждался своим пребыванием в Бейруте и был в восторге от joie de vivre(1) ливанского народа. По вечерам, когда мы не были на патрулировании, я составлял компанию друзьям, которых приобрел среди солдат и христианских ополченцев, в клубах и кафе в западной части Бейрута. Мы находились в опустошенном войной городе, где велись активные боевые действия, так что я ожидал, что вечером встречу лишь несколько заблудших душ, большей частью топящих свои печали в выпивке.
Вместо этого я обнаружил клубы, набитые молодыми мужчинами и красивыми женщинами, смеющимися, танцующими, поющими и хлопающими в ладоши в унисон исполнительницам танца живота. Еда и вино были восхитительны и обильны, и, похоже, все прекрасно проводили время. Я с энтузиазмом присоединился.
С моей смуглой внешностью и бородой никто не принимал меня за американца, но на всякий случай я имел спрятанное оружие. Но оно так и не потребовалось. И никто, с кем я встречался в клубах, никогда не спрашивал, христианин я или мусульманин, шиит или суннит – религиозные различия, бывшие причиной развернувшихся вокруг боев.
Какое значение это имело на самом деле? Кого волновало, считали ли вы себя суннитом и верили, что первые четыре халифа были законными преемниками Пророка Мухаммеда, или шиитом, признававшим своим религиозным лидером лишь четвертого халифа, Али? Неужели это разногласие может оправдать кровопролитие?