В ту ночь я почти не спал, каждые двадцать минут или около того подрываясь от взрывов или стрельбы из автоматического оружия. На следующее утро в 04:30 мы вновь были на Шоссе №80, направляясь на север, в Багдад. И вновь мы видели ошеломляющее количество уничтоженных и брошенных военных машин вдоль дороги, по которой ехали.
Движения почти не было, и мы не останавливались, пока не доехали до иракского военного контрольно-пропускного пункта примерно в 100 милях (160 км) от Багдада. Стоявшие там в полной боевой выкладке солдаты велели нам остановиться. За ними стояли грузовики с пулеметами и стрелками при них. Солдаты не выглядели довольными.
Пока Юсеф останавливал наш 4Runner, мы обсуждали, стоит ли предложить им деньги.
"Не делай этого", предупредил один из кувейтцев по-арабски. "Они захотят все, что у нас есть. Они заберут нашу машину".
"Я не согласен", сказал другой кувейтец, в то время как Леонард, казалось, тихо молился на заднем сидении.
Выглядящий очень усталым и мрачным молодой солдат подошел к окну со стороны водителя и направил АК в грудь Юсефа.
"Документы", проворчал он.
Мы дали ему наши фальшивые документы, и он быстро просмотрел их, в то время как вокруг собиралось все больше солдат, начавших заглядывать к нам в окна, глядя не столько на нас, сколько на то, что у нас было. Пистолеты мы спрятали под сиденьями.
"Куда вы едете?" спросил молодой солдат.
"Багдад", ответил Юсеф.
"Зачем?"
"Мы работаем в нефтяной компании в Кувейте. Там все закрылось. Это очень плохо. Мы едем в Багдад, чтобы поговорить с нашим боссом и спросить его, что нам теперь делать".
"Кто твой начальник?"
"Ахмед".
"Что за Ахмед?"
"Ахмед Хассани".
Это были обычные иракские имена. Молодой солдат вернул наши документы и сказал: "Здесь все тоже очень плохо. Мы все голодаем. У вас есть еда?"
У нас были финики и печенье, взятые из Кувейта, которыми мы поделились с полудюжиной солдат. Еще больше поспешили к нам, когда увидели, что у нас есть еда.
Позади нас в ожидании остановилась пара машин. Когда солдаты принялись за финики и печенье, на лицах некоторых из них появились улыбки.
"Спасибо, братья", сказал молодой солдат.
Это заставило Юсефа залезть в карман и вручить ему две двадцатидолларовые купюры. Я на секунду напрягся, но солдат тут же выразил свою признательность.
"Да благословит тебя Всевышний, брат мой", сказал он.
"Купи на эти деньги поесть и выпить себе и твоим друзьям", сказал Юсеф.
Солдаты помахали нам проезжать, и мы расслабились.
"Вот же херня", простонал сзади Леонард, выражая наше общее ощущение.
Мы продолжили путь в Багдад, минуя разорванные и замаранные изображения Саддама Хусейна и стены, испещренные гневными граффити на арабском, гласящими: ЧТОБ ТЕБЯ, САДДАМ, И ЧТОБ МАТЬ ТВОЮ! САДДАМ – ДЬЯВОЛ! САДДАМ, МЫ ТЕБЯ НЕНАВИДИМ!
Что интересно, ни одно из них не было обращено против США или Коалиции. Мое сердце билось быстро и сильно, когда мы проехали мимо огромной недостроенной мечети Умм-аль-Кура (Мать всех городов), которую Саддам позже использовал, чтобы отметить свою "победу" в войне в Персидском заливе.
Когда-то Багдад был процветающим городом, но теперь улицы были заполнены людьми, выпрашивающими деньги и еду – женщинами, босоногими детьми и взрослыми мужчинами в слезах. Мы раздали все доллары и динары, что у нас были, и двинулись дальше, стараясь избегать военных блокпостов, которые видели через каждые пятьдесят ярдов.
Как и в Басре, там было множество разрушений. Но на сей раз это не было дело рук повстанцев и бунтовщиков, а результаты авиаударов Коалиции. Многие правительственные здания были разрушены, и мы видели, как рабочие расчищают завалы на некоторых улицах. Никто не обращал внимания на груды мусора, которые мы видели практически на каждом углу.
Спустя несколько недель после окончания войны в Багдаде все еще не было воды и электричества. Той ночью мы спали в доме кузена Юсефа, который был христианином и жил в одном из пригородов. Следующие два дня мы ездили по городу, собирая информацию и общаясь с людьми в чайных. Затем мы развернулись и отправились обратно в Кувейт.