Пока правительство Башира и группы повстанцев обменивались обвинениями, эклектичная коалиция религиозных лидеров, НПО, студентов колледжей, правозащитных групп и голливудских знаменитостей распространяла информацию о крупномасштабной гуманитарной катастрофе. Мировые державы не горели желанием вмешиваться. Некоторые называли ее геноцидом, другие – гражданской войной, вышедшей из-под контроля.
Никто не оспаривал, что последствия были катастрофическими. Согласно отчету британского парламента за 2005 год, более 300000 дарфурцев погибли, некоторые в результате боевых действий, а многие другие от болезней и недоедания, вызванных конфликтом. Бесчисленное множество других получили ранения.
Международные усилия в большинстве своем сосредоточились на переговорах о перемирии для прекращения боевых действий. Многие наблюдатели обвиняли суданское правительство в намеренном затягивании этих переговоров, чтобы завершить этническую чистку Дарфура. С 2003 по начало 2006 года, когда я приехал, было подписано и нарушено множество соглашений о прекращении огня.
Ричард, Серф и я присоединились к отряду Африканского союза из более чем восьмидесяти наблюдателей, охраняемых примерно 800 военнослужащими из Руанды, Нигерии, Алжира и Южной Африки. АС присвоил мне звание майора и отправил на базу у города Аль-Фашир – столицы Северного Дарфура и традиционной караванной стоянки. Моей обязанностью было докладывать о любых действиях повстанцев ДСР против суданских правительственных сил и наоборот.
Контраст между Хартумом и Аль-Фаширом был разительным. В то время как первый был шумным городом, полным уверенных в себе, хорошо одетых людей, Аль-Фашир представлял собой скопище хижин с жестяными крышами на выжженной равнине. Несколько тысяч его жителей жили в постоянном страхе перед нападением.
Каждое утро я и мои коллеги-наблюдатели посещали брифинг, проводимый южноафриканским полковником, который был командиром базы. Мы выслушивали сообщения о происходившем в районе накануне. Большинство из них были ужасны – полдюжины сельских жителей сгорели заживо в таком-то секторе; автоколонна с продовольствием подверглась нападению по пути к такому-то и такому-то лагерям беженцев; обитателей другого лагеря избили палками; на третий лагерь совершен набег, восемнадцать человек взяли в плен и обязали заплатить выкуп – дийю (также известную как кровные деньги).
Получаемые нами известия о том, кто нес за это ответственность, в большинстве случаев были противоречивы. Провоцирующим событием часто была чья-то личная месть или межплеменные раздоры. Жертвами, как правило, были кто-то из более миллиона беженцев, размещенных в лагерях, находящихся в ведении ООН и других организаций. Не проходило и ночи, когда бы боевики Джанджавид или мятежники из ДСР или ОАС не атаковали лагерь или деревню.
Два или три раза в неделю я помогал охранять колонны грузовиков, отправлявшихся с грузами для этих лагерей. Предполагалось, что я не должен был иметь оружия, но у меня был АК-47 с тремя полными магазинами, который я прятал под передним сиденьем. Я всегда садился в головной пикап Toyota с удлиненной кабиной с сенегальским водителем и двумя алжирскими солдатами позади.
Дорог там, в общем-то говоря, не было, так что мы тряслись по выжженной равнине, останавливаясь в разбросанных по ней лагерях, состоящих из примитивных палаток, обнесенных забором из колючей проволоки. По всему Дарфуру насчитывалось более 200 таких лагерей. Некоторыми из них управляли неправительственные организации, такие как CARE International Switzerland и World Vision, и их охраняли местные полицейские, подготовленные АС или ООН, или руандийские солдаты. Многие не имели охраны.
У лагерей были названия, такие как Касс, Чад, Зам-Зам. Один из крупнейших, Калма, насчитывал более 70000 беженцев – преимущественно женщин и детей. Перенаселенность и плохие санитарные условия были обычным явлением.
Людям, привыкшим к изобилию овощей и фруктов, теперь приходилось питаться водянистым рагу из пшеницы, бобов, масла, соли и белкового порошка. Женщины носили воду, собирали дрова, готовили пищу и ухаживали за детьми, в то время как ранее работавшие на небольших фермах мужчины и подростки в пыльных джинсах и халатах сидели и бездельничали.
Дневные температуры поднимались до 120 градусов по Фаренгейту (49ºС), а временные убежища давали мало защиты от солнца. Сезон дождей с июня по сентябрь принес некоторое облегчение. Но из-за отсутствия надлежащего дренажа, как только начался дождь, хижины и уборные затопило, и начались вспышки дизентерии и холеры. Возможностей по оказанию медицинской помощи таких организаций, как "Врачи без границ" и Красный Крест, не хватало на тысячи людей, и дети умирали ежедневно.