Затем разразилась трагедия. Во время дозаправки перед перелетом обратно один из вертолетов Sea Stallion столкнулся с транспортным самолетом ВВС ЕС-130. Обе машины охватило пламя, в котором погибли восемь военнослужащих. Оставшиеся в живых быстро скрылись с места катастрофы, бросив четыре вертолета, оружие, карты и секретные документы, а также тела погибших в горящих обломках.
Я сидел в отеле и молился: "Боже, пожалуйста, храни меня. Я делаю это во имя праведного дела". В теленовостях я видел кадры того, как иранские радикалы празднуют на улицах, скандируя "Смерть Америке" и "Смерть Картеру". Мне было худо.
Сотрудники немецкого посольства знали, где я остановился, но не выходили на контакт со мной. Так что я позвонил Масуду, который подобрал меня на своей машине и отвез на конспиративную квартиру к северу от города. Там я провел еще один очень тревожный день, не получив никаких дополнительных известий.
Очевидно, что чем дольше я оставался в Тегеране, тем выше становились мои шансы быть арестованным. Понимая, что иранские революционные гвардейцы и солдаты пристально следили за посольствами Германии и Великобритании, я отказался от идеи искать убежища там, и решил попытаться выбраться самостоятельно.
Масуд отвез меня на вокзал. Когда мы проезжали через город, улицы вокруг американского посольства были забиты толпами демонстрантов.
Я стоял перед выбором: либо отправляться на запад, в Тебриз, что рядом с турецкой границей, либо ехать на юг, в Абадан, на берегу Персидского залива. Тебриз был ближе, но я не знал города и никогда не бывал в Турции. Так что вместо этого я выбрал тринадцатичасовую поездку в Абадан.
Абадан был очень хорошо знаком мне, потому что я провел там несколько лет, учась в начальной школе, когда мой отец служил начальником разведки в городской полиции. Я вернулся в Абадан, когда был в одиннадцатом и двенадцатом классах, и жил со своим дядей, в то время руководившем военными перевозками.
На протяжении всей поездки на автобусе я был как комок нервов, ожидая ареста от любого человека в форме. Когда я пытался заснуть, у меня в голове проносились ужасные образы того, что со мной произойдет.
Я планировал отправиться из Абадана в Кувейт, но у меня не было кувейтской визы. По прибытии в Абадан я пошел в порт, чтобы попытаться найти кого-нибудь, кто переправил бы меня на лодке через Персидский залив. На мое счастье, разговаривая с рыбаками, я увидел своих старых школьных приятелей, Мансура и Мустафу, покупающих рыбу. Они были здоровенными, грубыми парнями и отличными боксерами. Они тепло приветствовали меня и предложили отправиться к ним домой, чтобы повидаться с семьей.
Я остался у них на два дня. Не желая подвергнуть Мансура, Мустафу или кого-либо из их родственников какой-либо опасности, я повторил все ту же легенду прикрытия, которую рассказывал остальным: я был в Иране, чтобы навестить отца и работал на бензоколонке моего брата в Калифорнии.
Тем временем Мансур и Мустафа нашли контрабандиста, который за 150 долларов отвез меня в Кувейт на рыбацкой лодке из красного дерева. В ночь отъезда я сказал: "Я люблю вас, ребята, но мне нужно вернуться на работу. Надеюсь, когда-нибудь вы сможете навестить меня в Америке".
Переправа через залив продлилась девять очень напряженных часов. По прибытии в Кувейт я показал таможеннику свой американский паспорт и вручил ему 40 долларов. Он пропустил меня, несмотря на то, что у меня не было визы.
Я испытал огромное облегчение и возблагодарил бога. В порту я взял такси до аэропорта и купил билет на самолет до Нью-Йорка. В аэропорту имени Кеннеди я сел в самолет до Шарлотта, Северная Каролина. Там я поймал такси, которое отвезло меня в Форт-Брэгг.
Был прекрасный весенний день, когда я вышел из такси, заросший бородой и с рюкзаком. Ребята из моего подразделения смотрели на меня с тревогой. Потом до них постепенно дошло, кто я такой.
"Черт побери, да это Чангиз!" воскликнул один из них.
"Смотрите! Он все еще жив!"
Один из них побежал сообщить нашему командиру. Вскоре он и другие обступили меня и принялись обнимать и хлопать по спине.
Я услышал слова одного из них: "Чангиз, ты удачливый ублюдок. Мы рады, что ты вернулся".