- Ты, о чем, Амет? – от усталости рыцарь туго соображал.
- Я говорю, господин, что сегодня отличный день, чтоб уйти к Аллаху, величайшему и всемилостивейшему.
- Что с тобой, Амет? – спросил Болдуин, уже догадываясь об ответе.
Сарацин повернулся к нему боком. В левом боку его торчал арбалетный болт.
- Он пронзил селезёнку, господин. Бегите через проём, я останусь здесь.
- Зачем? – в невольном ужасе спросил оруженосец.
- Вы пройдете через проход, а я задержу погоню, – просто сказал Амет.
Буагильбер приблизился к свету и сообразил, что выход стал несколько шире с его последнего визита сюда. Наверное, это его прекрасная еврейка постаралась. Но, дьявол, это значит, что весь проход держится на “честном слове” и может обрушиться в любой момент.
- Живо! – крикнул он оруженосцу, – раздевайся!
- Зачем? – икнул тот, но не было времени объяснять – из тоннеля слышались быстро приближающиеся звуки.
Буагильбер потянул за собой Болдуина и начал сбрасывать кольчугу. Латы он сбросил ещё во время бега по ходу.
Оставшись в рубахе и шоссах (штанах под кольчугу), Буагильбер поднял меч и сунул за пояс кинжал. Болдуин тоже разделся.
- Попробуй разобрать хоть часть прохода, – скомандовал храмовник оруженосцу, но тот, едва попробовав выдернуть камень, поспешно отшатнулся.
Свод нехорошо затрещал. Видимо, разобрав часть прохода, Ревекка нечаянно сдвинула часть несущей колонны. Или же ливень подмыл почву, но так или иначе, разбирать кирпичи было слишком опасно – вся конструкция могла рухнуть.
Из темноты медленно вышел Амет, весь в глине, воде и крови. Стал около входа, потянул носом воздух.
- Дождь, – мечтательно сказал он. – Я чую свежий воздух, так и хорошо умереть.
С этими словами он поднял руки и подставил их под один из кирпичей.
- Разбирайте камни и выходите, мой господин. Служить вам было великой честью.
- Прощай, Амет. Ты был хорошим слугой, хоть и нехристем. – храмовник горько усмехнулся.
Они с оруженосцем с трудом вывернули ещё по кирпичу, расширив проход, сколько смогли.
Обдирая бока и оставляя клочки кожи и одежды на стенах, храмовник первым пролез из тоннеля, ощутив на лице дождь и свежий ветерок. Следом за ним вылез оруженосец. Амет стоял, как статуи кариатид в Византии, держа на себе остатки подвала. Он громко и протяжно крикнул “Аллах Акбар!” И, видимо, опустил руки, так внутри внезапно стало тихо.
Секунду или две ничего не происходило. Храмовник и оруженосец с мечами наголо ждали, что сейчас из прохода вылетит толпа и настигнет их, но внезапно послышался жуткий рокот. Сперва медленно, а потом все быстрее, как в кошмарном сне, проход смялся, вместе со сводом пещеры.
Буагильбер и Болдуин едва успели отскочить. Посыпались булыжники, и каменная крошка оцарапала лица рыцаря и оруженосца. Они отбежали еще дальше, с болезненным любопытством глядя, как проседает часть почвы, и как струи дождя омывают то место, где кончался когда-то подземный ход. Теперь он был замурован раз и навсегда.
Рыцарь и оруженосец потрясённо молчали. Осада, бег, потеря боевых товарищей, обвал наконец – все это казалось нелогичным, нереальным, невозможным.
Ещё более невозможными показалась группа людей в зелёных одеждах йоменов, вышедшая из лесу и окружившая их, пока они, как истуканы, смотрели на остатки тоннеля.
Храмовник успел крутануться на месте, но камень из пращи ударил его по темени, и он упал на колени, даже не сообразив что произошло. Болдуин был так ошарашен, что не сопротивляясь, отдал свой меч – больше у него ничего не осталось.
Обоих связали и, накинув им на головы мешки из ткани, потащили пленников куда-то в лес.
Шли они, насколько мог судить храмовник после удара по голове, на восток. Он не на шутку взволновался, понимая, что если Мик не успел и Ревекка с девчонкой не уехали, они вполне могут находиться в том же направлении.
Дождь закончился, и его одежда начала мало-помалу просыхать. Солнце приятно грело, и он вдруг вспомнил слова Амета – хороший день, чтоб умереть.
“Нет!” – яростно сопротивлялась внутри его воля, – “ни один день не достаточно хорош для такого. Я готов умереть во всякий день, но ради и вправду чего-то важного”.
Он шел, спотыкаясь на каждом шагу, шатаясь от нахлынувшей внезапно слабости и усталости, грязный, покрытый своей и чужой кровью, в одном белье, безоружный. Голова очень болела после удара камнем, хотя сознание и было ясным. И при этом от него исходила такая волна силы, что окружающие опасались его.
Лесные разбойники весело переговаривались между собою. Пытаясь уловить хоть крохи информации о происходящем, рыцарь настолько сосредоточился на их беседе, что не заметил, что они уже остановились.
Ему послышались знакомые голоса. Кажется, это Ревекка. Означает ли это то, что она тоже пленница этих головорезов?
Впрочем, впадать в отчаяние рано, возможно, они смогут заплатит выкуп за свое спасение.
Мешок сдернули с его головы, раздался чей-то вскрик и яркое солнце ударило храмовнику в лицо.
Когда он немного привык к освещению и смог осмотреться по сторонам, его глазам предстала довольно-таки удивительная картина.
Он стоял на опушке леса и послеполуденное солнце заливало окрестности ровным жёлтым светом. Вокруг него стояли люди, одетые в зелёную одежду йоменов – человек двадцать, не меньше. Их предводителем был довольно высокий человек лет, возможно, тридцати-тридцати пяти, бородатый, с обветренным лицом, не лишенным, однако, известной доли притягательности. В глазах его то и дело вспыхивали лукавые огоньки.
Чуть поодаль виднелась другая группа, гораздо малочисленнее и приятнее для глаз – то были Ревекка (вновь с вуалью на лице), Исаак, Рейбен и двое детей.
“Жива, здорова и, судя по всему, не в плену” – немедленно оценил положение еврейки храмовник и немного успокоился.
- Бриан де Буагильбер, рыцарь Храма, магистр ордена Тамплиеров! – воскликнул предводитель разбойников.
- Отрадно сознавать, что я известен даже последним из здешней лесной шушеры, – с иронией заметил рыцарь.
Разбойники возмущённо загалдели. Их предводитель подошел к еврею и указав ему на пленных, сказал:
- Вот видишь, Исаак, я отплатил тебе и твоей дочери за вашу заботу. Он теперь ваш и вам решать, что сделать с этим похитителем женщин и детей.
- Во-первых, – вмешался Болдуин, – похитил их я,
- А во-вторых, – продолжил храмовник, – вам, собакам, не по чину и не по рангу судить благородного рыцаря.
- Так повесим же его без суда и следствия!
- Что там говорит этот благородный рыцарь, который ведёт себя, как бандит с большой дороги!
- Тихо!! – рявкнул главарь и все смолкли.
- Я, как негласный хозяин этих лесов, проведу скорый суд над нашими пленниками. Итак, обвиняемый Бриан де Буагильбер, храмовник. Во-первых, еврей Исаак из Йорка обвиняет тебя в том, что ты и группа рыцарей, переодевшись в честных йоменов, силой доставили их в замок Торкилстон. Во-вторых, ты похитил девицу Ревекку, дочь Исаака из Йорка, и увез ее против ее воли в прецепторию Темплстоу, где ее судили неправедным судом, обвинив в колдовстве. Далее и, в-третьих, тот же еврей Исаака из Йорка обвиняет тебя, надменный рыцарь, в том, что твой оруженосец пленил и вновь похитил вышеозначенную девицу Ревекку…
- И ни с кем ею не поделился, – тихо сострил Болдуин, за что удостоился тычка в спину от своего конвоира.
- …и держал ее в заточении в прецептории Темплстоу полных три недели. – продолжил главарь. – Кроме этого, означенный оруженосец также похитил двух детей, опекуном которых назначен присутствующий здесь еврей из Фамарсвилла, Рейбен.
- К тому же, сэр Бриан де Буагильбер обвиняется в том, что переодевшись в собственный призрак (“Бог милостивый, какой же бред!” – подумал Буагильбер) – пугал жителей окрестных деревень и науськивал их на добрых жителей Фамарсвилла, предлагая лично возглавить чинимый ими еврейский погром. Есть ли тебе что возразить на это, гордый рыцарь? Говори скорее, ибо хороший суд не только справедлив, но и весьма скор на руку.