Храмовник оглядел собравшихся. Потом плюнул на землю и сказал:
- Бриан де Буагильбер, прецептор ордена Сионского Храма, не будет отвечать на эти дикие и нелепые обвинения, тем более, что часть из них – наглейшее враньё. Но, если будет задета его честь, он будет защищать ее вон тем мечом в поединке против любого количества из находящихся здесь. Что же касаемо вреда, причиненного мною находящейся здесь девице Ревекке из Йорка, то дайте ей самой сказать за себя.
Поднялся страшный гвалт, почти каждый из присутствующих хотел что-то возразить на дерзкий ответ рыцаря.
- Тихо!!! – снова заорал что есть глотки вожак разбойников.
- Сэр рыцарь, ты не хочешь говорить с нами, как с людьми подлыми (низкого сословия), – что ж, твое право. На поединок тебя никто не вызовет, ибо этого не допущу уже я. Что насчёт твоего совета спросить девицу – пожалуй, я готов признать, что он хорош и мы последуем ему. Сейчас же у тебя и твоего оруженосца остался простой выбор – ты наш пленный, и либо ты платишь нам выкуп – тысячу крон за себя и ещё полстолька за оруженосца, либо мы без всякого промедления вешаем вас на этом же суку. Ибо твои преступления давно уж переполнили меру терпения человека на земле и бога на небе. Клянусь святым Дунстаном, хранителем этих лесов, что нет ни одной заповеди, которую ты не нарушил бы! Если я не получу от тебя ни гроша, я только возрадуюсь, ибо, повесив вас, я совершу богоугодный поступок, да ещё и приятный лично мне!
Буагильбер вдруг понял, что узнает этот голос. Именно он и был тем наглым крестьянином, который переговаривался с ним прошлой ночью в деревне. В этот момент вдруг раздался голос Ревекки:
- Простите, милостивые господа. Я всего лишь девушка и не подобает мне говорить в таком обществе, но я заклинаю вас, выслушайте меня! – ее голос немного дрожал, что легко объяснялось пережитым, но храмовник надеялся, что причина тому иная.
- Говори, девица. Как-никак, ты – лицо заинтересованное.
- В таком случае, я хотела бы пролить немного света на истинную причину маскарада сэра рыцаря. Он ни в коей мере не хотел еврейского погрома, о нет! Наоборот, переодеться в собственный призрак, – а его считали мертвым, – и напугать сельчан, чтоб они ни в коем случае не напали на евреев в ближайшее время – было моей мыслью! Бриан де Буагильбер осуществил его, возможно, напрасно, но рискуя жизнью. Он же отправил мальчика Мика, здесь присутствующего, – мальчишка так закивал головой, что, казалось, она сейчас отвалится, – в Фамарсвилл, дабы предупредить тамошних евреев о готовящимся погроме.
- Но зачем же тогда он не пытался вовсе остановить погром?! – удивлённо спросил вожак.
- Прости меня, добрый Дик Самострел, но неужели ты, который все время имеет дело с людьми, не можешь знать, что это невозможно? – язвительно спросила Ревекка, – Толпа слушает только то, что ей понравится. Не гласит ли ваша английская поговорка -” Если ты не можешь победить его, присоединись к нему”?
- Хорошо, допустим, – ответил Дик Самострел, – а что ты скажешь в ответ на остальное?
- Рыцарь Храма и вправду похитил меня, и так же поступил его оруженосец со мной и с этими невинными детьми. Оба эти поступка были дурными и бесчестными. Впрочем, насколько я поняла, проступок оруженосца можно отчасти объяснить бедственным положением, в которое попал его господин. В малой степени его преданность искупает его вину. Поведение же самого рыцаря для меня уже менее пугающее, чем ранее, но позвольте мне умолчать о причинах этого. Я хотела бы ещё упомянуть и о том, что, спасая меня от осады, к которой ты, Дик Самострел, без сомнения, был в определенной мере причастен, сэр Бриан рисковал жизнью, своей и своих слуг. Сэр рыцарь – обратилась она к Буагильберу – как вам удалось выбраться?
- Так же, как и вам, полагаю. Но теперь уж никто не сможет пройти тем же путем. Тайный ход обрушился, погребая под собой одного из моих слуг-сарацинов. Второй погиб на стенах Темплстоу.
Как ни бодрилась Ревекка, все же и ей не удалось подавить слабый вскрик при этой новости.
Тяжело было поверить в то, что оба храбрых и верных сарацина погибли вдали от дома, пережив вместе со своим господином столько опасных приключений. Их лица на миг встали перед внутренним взором девушки.
Она упрямо тряхнула головой и продолжала:
- В конечном итоге, добрый Дик Самострел, я уверена, что после падения Темплстоу вы не остались внакладе. Я точно знаю, что внутри осталось большое количество различной утвари, оружия и денег, а также разных ценных вещей. Сомневаюсь также, что король Ричард вменит вам в вину расхищение добра храмовников, или же наложит на вас какую-либо пеню. Почему бы в таком случае вам не отпустить этого рыцаря и его оруженосца ?
- Как?! – возмутился главарь йоменов, а его люди возмущенно зароптали, – нам по доброй воле отказаться от выкупа за столь знатную особу? Девица, ты, видимо, слишком много дышала ладаном и миррой, чем у вас там кадят, в синагоге? Или этот храмовник сам тебя околдовал?! – из толпы послышались смешки. Исаак в гневе попытался что-то сказать, чтоб заступиться за дочь, но Ревекка остановила его.
- Не надо, отец. Что ж, он ваш пленный. Но он спас мою жизнь, и я хочу отблагодарить его. Я заплачу выкуп, за него и за оруженосца.
Заступничество Ревекки произвело эффект взорвавшегося сосуда с греческим огнем. Разбойники после минутной паузы громко заговорили все разом. Исаак и Рейбен застыли, как громом пораженные. Дик Самострел только качал головой, удивляясь прихотливости судьбы. Буагильбер открыл рот, собираясь отказаться от денег девушки, но главарь разбойников тихо шепнул ему на ухо нечто такое, отчего он замолчал.
- Чадо моё! – в голосе Исаака сквозило изумление и плохо сдерживаемая ярость, – я вижу, что слишком уж избаловал тебя и дал тебе больше самоуправства, чем требуется скромной и добродетельной особе, почитающий отца своего. Этот человек оболгал тебя, назвав колдуньей, из-за него тебя едва не убили, он увез нас в Торкилстон и хотел ограбить и разорить меня. Как ты смеешь ещё говорить что-то в его защиту? Может, он отравил тебя теми ядами, в которых, говорят, весьма сведущи тамплиеры? Или он силой обратил тебя в свою веру? Или, – тут лицо еврея исказилось от ужаса, – он совратил твою невинную душу?
“В точку!” – одновременно подумали храмовник и Дик Самострел.
Ревекка порадовалась тому, что вуаль на ее голове скрывает ее смущение.
- Отец – мягко укорила она еврея – он спас мне жизнь сегодня, выведя меня тайным ходом.
- Если б он не похитил тебя, ему бы и спасать тебя не пришлось!
- Но меня похитил его оруженосец, когда сам рыцарь лежал при смерти. Мой же дядя Натан Бен Израэль потребовал от других лекарей ни в коем случае не помогать храмовнику. Что же ему ещё оставалось делать? Он ужасно поступил, согласна, но ведь все закончилось хорошо?
- Хорошо?
- Но отец, ты ведь заплатил Уилфреду Айвенго за твоё спасение ценой коня и доспехов на турнире? Отчего же и я не могу честно отплатить тому, кто спас меня из горящего замка Торкилстон и сейчас, из прецептории?
- Айвенго, да продлятся его дни подольше, спас меня бескорыстно – (“Ну ещё бы! Ты ведь не красивая девушка, но богатый еврей” – подумал Буагильбер), от этого чудовища в рыцарском обличье, когда тот хотел обворовать меня в Ротервуде, – Исаак протянул трясущуюся от гнева руку к храмовнику.
Тот изумлённо вскинул одну бровь.
- В Ротервуде? – переспросил он голосом, полным неподдельного удивления,
- Кто тебе такое сказал, еврей? Я никого не собирался грабить, я направлялся на турнир.