- Ничтожный лгун! – завопил Исаак, – Не ты ли сказал своим слугам по-сарацински, что собираешься похитить меня и вынудить к оплате крупного выкупа, по дороге в Ашби? Если б не Уилфред Айвенго, который сопроводил меня и защитил, я сгинул бы в подвалах замка Торкилстон намного раньше.
Тень понимания появилась на лице храмовника. Остальные давно затихли и с интересом прислушивались к беседе Исаака и Буагильбера.
- Еврей! – насмешливым тоном произнес последний. – Уилфред Айвенго сказал тебе, что я собираюсь тебя ограбить? И за его помощь ты заплатил ему кольчугой и конём? Надо же, какая удача – именно то, что ему нужно было. Он прибыл пилигримом, нищим, чужаком в собственном доме. У него не было ни пенни, чтоб собраться на турнир. И вот он, нищий пилигрим, приезжает в собственный дом – сопроводив нас туда, под предлогом знающего тропинки местного уроженца. И совершенно случайно он оказывает тебе услугу, за которую ты ему дорого заплатил. Dispardieux, Исаак, ты же еврей! Ты представитель народа, который ради выгоды продаст снег зимой северянам! И ты не разглядел выгоды Айвенго в этом твоём “чудесном спасении”? Да он обманул тебя, как ребенка, напугав моими сарацинами и выманив у тебя необходимую ему на турнир экипировку! – храмовник, не сдержавшись, рассмеялся и его примеру последовали разбойники, вместе с их главарём.
Ревекка почувствовала, как краска стыда заливает ее лицо. А она-то так благодарила Айвенго за спасение ее отца! Она отдала Гурту деньги для себя и для хозяина, чтобы тот почувствовал ее признательность!
Исаак был не в лучшем состоянии. Как говаривал в подобных ситуациях шут Вамба, “кто бы дал мне мешок, сунуть голову от срама!”. Он бледнел и краснел, губы его шевелились, он явно подсчитывал понесенные убытки.
Хохот стих и глаза всех присутствующих устремились на главаря разбойников, вновь призвавшего к тишине.
- Итак, что решила девица Ревекка? Что решает гордый храмовник? Кто будет платить выкуп?
- Я! – в один голос сказали Буагильбер и Ревекка.
- Экая слаженность! Так что, оба будете платить?
- Ревекка, но ведь не станешь же ты… да, Айвенго и впрямь поступил неподобающе, но ты не должна… – Рейбен запутался и умолк.
- Отец, – еврейка повернулась к нему – я хочу напомнить тебе, что не далее, как неделю назад мне исполнился двадцать один год. По законам этой страны, я считаюсь совершеннолетней и могу распоряжаться своей частью семейных денег по собственному желанию. Это так? – еврей тихо пробормотал что мол, да, так и есть.
- В таком случае, я из этих денег плачу выкуп за рыцаря и оруженосца. Полторы тысячи крон. Дайте мне перо, чернила и бумагу! – Рейбен не решился ослушаться Господи и подал ей требуемое.
Пока Ревекка писала расписку и скрепляла ее своей печатью, Буагильбер с тоской смотрел на нее. Для него было страшно унизительно оказаться вот так, почти раздетым, безоружным и неспособным защитить самого дорогого себе человека, а напротив, быть зависимым от нее. Но в то же время его грела мысль о том, что она пошла против всего, чего знала и во что верила, что защитить его. Это было приятно и волновало кровь, давая шанс его любви.
- Получите, господин Дик Самострел. Я могу удалиться? Вместе с отцом и остальными?
- Можете, девица, конечно можете, вот только храмовника тоже заберите, да и оруженосца его.
- Я не королева, а они не мои подданные. Дайте им коней и отпустите их восвояси.
Страх выдать себя она скрыла за напускной сухостью голоса.
«Боже милостивый, только бы не видеть этой глубокой тоски в его глазах».
- Что ж, госпожа, раз уж мое общество для вас столь нежеланно... Болдуин, лентяй, поторопись, я не желаю торчать в обществе саксонских хамов ни единой лишней минуты! – «Dispardieux, Ревекка, боль моя, как тяжело тебе будет засыпать в одиночестве»
- Как изволите желать, госпожа, однако конь оруженосца пойдет в счёт оплаты пошлины! – лукаво усмехаясь, сказал главарь шайки разбойников. – Отпустите их ребята, и верните им оружие – после того, конечно, как они поклянутся честью, что не применят его против нас!
Дождавшись клятвы, разбойники развязали храмовника и оруженосца. День клонился к вечеру, на небе зажглись первые звёзды.
- Прощай, Дик. Надеюсь, в ближайшее время я обойдусь без твоей помощи, – сказал Исаак, потянув за собою дочь.
- Погоди минутку, Ревекка, – попросил йомен, подойдя к ней вплотную. – Сними на минуту твою вуаль.
- Зачем, Дик? Ты ведь видел меня, когда я лечила тебя.
- Что ж с того? Я видел сотни факелов, но потом я увидел луну – и факелы померкли. – усмехнулся тот.
Ревекка сняла вуаль, и йомены ахнули. Уставшая, с бледным и грустным лицом, она все же была невыразимо прекрасна. Дик-Самострел посмотрел на нее, как-то печально усмехнулся и приблизившись к ней почти вплотную, тихо прошептал:
- Ты все правильно сделала, девочка.
С этими словами он набросил вуаль обратно на удивлённую Ревекку и дал команду своим людям отправляться.
Рыцарь и Болдуин сели на Замора, подобрав оружие.
- Глядите-ка! – глумливо выкрикнул кто-то из толпы, – наконец-то надменный храмовник и его расфуфыренный оруженосец едут согласно уставу ордена – на одной лошади! – взрыв хохота был ему ответом.
- Да уж, мы отличились в возвращении истинного аскетического облика духовенству. Что Приору Эймеру, что Буагильберу.
Отряд лесных разбойников отошёл уже на некоторое расстояние, но несмотря на это, отлично были слышны звуки непристойной песенки, высмеивающей рыцарей ордена храма.
С деревьев листья облетают (прямо в Сену, и в Луару, и в Гаронну, и везде, куда хотите)
Пришла осенняя пора (Патер Ностер!!!)....
Канцлер ги, «Крестоносцы»
Ревекка и храмовник даже не успели проститься. Ее Исаак потащил за собой так быстро, что она едва успевала перебирать ногами. Он ускакал на Заморе, позади него сидел верный оруженосец. Но сколько было можно, и он и она смотрели друг на друга. Разлука была вечной, оба понимали это. Обоим это знание приносило невыносимую боль.
====== Глава шестнадцатая ======
Бейся сердце, время биться,
Бейся стерео, время биться,
Нас непросто напугать,
Мы достигли дна, радостно смеясь.
Бейся сердце, время биться,
Бейся стерео, время биться,
Все что можно потерять,
Надо потерять, радостно смеясь (с)
Sirotkin
После событий, описанных в конце прошлой главы, прошло два месяца.
Ревекка, ее отец и верный им Рейбен с детьми давно вернулись в Йорк. Погрома в Фамарсвилле не случилось вовсе, ибо все те, кто мог бы в нем участвовать, были в тот момент на штурме Темплстоу. Кое-кто вернулся домой с богатой добычей, а иные и вовсе не вернулись.
Прецепторию восстановили силами нового гроссмейстера, так как Лука Бомануар, будучи уже весьма нездоров, скончался не позже, чем через две недели после штурма. Новый гроссмейстер не стал преследовать Буагильбера, справедливо рассудив, что раз уж тот хочет вернуться в Палестину и оставаться там, то, чем скорее он это сделает, тем лучше. Конечно, о том, чтоб заменить на своем посту Бомануара, как он думал раньше, не могло быть и речи. Но храмовник отнёсся к этому разочарованию философски. Он занял денег у приора Эймера и купил себе новые доспехи и прочую экипировку, а потом, с помощью векселей, вернул Эймеру и его обители долги, честно и без обиды. Верный Болдуин, за свои заслуги произведенный господином в рыцари, никак не хотел его оставлять. Буагильбер успел съездить в Аквитанию, на родину, и там уладить свои дела перед поездкой в Палестину. У храмовника теперь были новый оруженосец – Робер, и новые слуги. Они не могли, конечно, заменить Абдаллу и Амета, но были послушны и готовы работать без устали.
Буагильбер готовился отчалить в Палестину и корабль был уже заказан.
Следовало торопиться, ибо осень давно вступила в свои права, что могло затруднить плавание.