Выбрать главу

Так он и уснул – постепенно, ухватившись за ее руку. Она тоже чутко задремала, неудобно оперевшись на стул.

Утро для Болдуина началось с того, что где-то по соседству хлопнула дверь и раздался громкий топот детских ног. Он спросонья подскочил, не сразу сообразив, что происходит и откуда тут ребенок, как тут же вспомнил все – еврейка, дети, нож, вечерняя скачка. Господин!

Де Ойлей вылетел из комнаты раньше, чем успел толком разлепить глаза. Проснувшись на полпути оттого, что запнулся ногой о кривую ступеньку, зашипел от боли и влетел, как вихрь, в комнату храмовника.

Там все было тихо и спокойно, во всяком случае, на первый взгляд. Буагильбер спокойно спал, обнимая за руку прикорнувшую рядом на стуле Ревекку. Девушка тоже спала, причем в явно неудобной позе, прислонившись к спинке кровати. Абдаллы рядом не было – видимо, он спустился вниз, проверить лошадей. За окном гремел далёкий гром, погода портилась, и по небу ходили низкие серые тучи. Доносились громкие вопли детей, но никто не проснулся – ночь, видимо, выдалась бурная. Жаль, не в том смысле, в котором этого хотелось бы.

Приглядевшись, оруженосец внезапно заметил кое-что такое, чему не полагалось бы здесь находиться. На постели больного, в его ногах лежали какие-то серые комки. Не сразу сообразив, в чем тут дело, Болдуин подошёл поближе и окаменел от удивления. Комками были три мыши-полёвки, судя по всему, убитые давешним котом и принесенные для демонстрации своей полезности.

- Умён, паршивец! – негромко и даже с некоторым восхищением произнес про себя оруженосец.

Кот, кстати, лежал тут же, делая вид что уж он-то здесь совсем не при чем. Правда, когда мыши были убраны, кот предостерегающе зашипел, но Болдуин тоже был не лыком шит и зашипел обратно. Установив, таким образом вооруженный нейтралитет, обе стороны решили подписать пакт о ненападении. Оруженосец спустился во двор, и кот последовал за ним.

Дети бегали вокруг колонн прецептории, нимало не заботясь о том, как грубо они нарушают скромную и аскетическую атмосферу Темплстоу. Впрочем, в те времена, когда здесь не было Луки Бомануара, нравы в прецептории были гораздо более вольными и свободными. Здесь и женщины иногда жили, и музыка звучала, и хорошие вина лились рекой, недаром бытовала в народе поговорка “Пить, как храмовник”.

Амет готовил завтрак на костре, что-то помешивая в котелке, Абдалла разбирал конскую упряжь.

Замор и остальные лошади, рассёдланные и свободные, ходили по двору, щипая травку и явно наслаждаясь погодой.

Первые капли дождя уже упали на плиты двора. Амет позвал детей, которые подбежали и в нерешительности остановились напротив оруженосца.

- Доброе утро, дяденька гадкий и противный! – наконец сказала девочка, улыбаясь так, будто имела в виду что-то очень приятное.

- Доброе утро, господин, – буркнул Мик, с интересом рассматривая свои босые ноги.

Болдуин не знал, как ему реагировать. Вздуть наглецов? Так вроде не за что ещё, да и он сам хорош – поддается на глупые слова несмышлёных детей.

От природы он не был жестким или злым человеком, хотя жизнь и научила его жестокости, а суровый нрав господина и вообще окружения только укрепили в нем мысль о том, что добрым быть невыгодно, да и бесполезно. Но сейчас, когда обстоятельства вынудили его поступить бесчестно, хоть и ради благой цели, ему было стыдно. Как говорил Дамиан, его старый друг, “бывает так, что совести уже нет, а угрызения её ещё остались”.

Отправив детей к Амету, завтракать, Болдуин завел лошадей под навес.

Подкрепившись овсянкой и хлебом, он отправился проверять состояние кладовых Темплстоу.

Храмовники покинули прецепторию в спешке, повинуясь приказу Луки Бомануара, который, будучи весьма сердит на Ричарда Львиное Сердце, по сути возложил на него ответственность за оставленное позади добро. Однако являясь довольно беспечным королем, Ричард Плантагенет и пальцем не шевельнул, для того чтоб как-то защитить имущество храмовников. Конечно, коней, оружие и иную ценную утварь слуги все равно захватили с собой, но многое осталось на местах. В погребах были запасы еды и вина, позволяющие выдержать небольшую осаду. В пресной воде тоже не было недостатка – колодец исправно снабжал ею жителей замка.

В идеальных условиях можно было безбедно жить здесь год на существующих припасах. Однако все же следовало знать, чего и где не хватает.

Дождь полил как из ведра, и дети спрятались в ту же комнату, где они ночевали. Амет разжёг огонь в очаге и подмигнул девочке. Та не обратила на это внимание, занятая рисованием – во дворе она, к своему большому восторгу, обнаружила несколько угольков, оставлявших жирный черный след и теперь при помощи их и куска мела пыталась изобразить на стене дракона в настоящую величину. Картина получалась несколько нелогичной, но художница не слишком обращала на это внимание, с лихвой компенсируя недостатки техники обилием деталей.

Мик вначале с интересом смотрел на то, как рисует сестра, а потом присоединился к Амету, который точил и начищал оружие, свое и остальных. Тот как будто был не против общества мальчишки, на ломаном лингва франка объясняя и показывая различные детали клинков. В особенности мальчишку заинтересовали кривые сабли сарацин, богато украшенные и снабжённые затейливой гравировкой.

Лёгкие шаги возвестили о появлении Ревекки. Девушка спустилась по лестнице, потирая обеими руками затекшую шею.

- Доброе утро! – по-еврейски обратилась она к детям.

- Мик, Элия, вы завтракали?

- Ага, благодарим вас, добрая госпожа, – ответил Мик с лёгким поклоном.

- Дяденька Амет накормил нас кашей и хлебом, вкууусным!!! – не отрываясь от рисунка, сказала девочка. – А дяденька мерзкий Болдуин ушел гулять под дождем! – наябедничала она.

- Элия, сколько раз повторять, он не дяденька, а важный господин, оруженосец знатного рыцаря! Не надо его сердить! – взъелся на сестру Мик.

- А что он мне сделает? – возмутилась девочка, – если он меня накажет, то госпожа Ревекка не будет ему помогать лечить этого самого лыцаря. Правильно я говорю? – она повернулась к еврейке.

Та не знала, смеяться ей или плакать. Амет же, который, как выяснилось, сносно понимал еврейский, громко захохотал.

- Не вижу ничего смешного, Элия, – оборвала веселье девушка. – пока что мы пленники этих людей, и нет никакой нужды их сердить. Я вижу, что твоим воспитанием никто особо не занимался. Это можно и нужно исправить. Отряхни руки от мела и идём, поможешь мне разобрать травы.

Элия скривилась, показала Мику язык и вышла, подняв оборванную юбочку повыше и оставляя босыми ногами грязные следы.

В большом зале мокрый Абдалла как раз зажег очаг, но сквозняки и пространство сводили на нет все его попытки обогреть комнату. Со двора зашёл совершенно мокрый Болдуин, и накинул на волосы одеяло, надеясь избежать простуды.

Ревекка с сомнением посмотрела на него.

- На вашем месте, господин оруженосец, я бы переменила платье, а не мочила бы напрасно одеяла, которых у нас и так мало.

Болдуин ничего на это не ответил, хотя внутренне и признал ее правоту, а осведомился о здоровье рыцаря.

- Он спит, и спит спокойно. Дай бог, он проснётся в сознании, – был ответ. Невысказанной же осталась мысль “и тогда вы нас отпустите”, но оруженосец угадал её и покачал головой.

- Сожалею, госпожа Ревекка, но пока мой господин не встанет на ноги и не станет снова здоров, о том, чтоб отправить вас домой не может быть и речи.

- Но мой отец! – В отчаянии произнесла еврейка, и тень пробежала по ее лицу. Она так и не прикрылась вуалью, понимая, что это не помешает окружающим любоваться ее лицом.

- Я должна хотя бы известить его о том, что жива и здорова. И опекун этих детей наверняка себе все глаза выплакал. Сердца у вас нет, господин!