Ему доходил двадцать первый год, когда однажды утром к лачугам подкатила щегольская коляска. Из нее вылез молодой господин с золотой часовой цепочкой и помог сойти почтенной седовласой даме.
Дама сказала:
— Здесь, дитя мое. Второй дом.
И приезжий, как к себе, вошел в лачугу Валленов.
Старуха мать стирала свои фартуки, одряхлевший отец дремал у очага. Они подняли головы, и юноша поздоровался:
— Добрый день, папа; добрый день, мама!
Старики вздрогнули и выпрямились. От волнения крестьянка выронила мыло, и оно упало в воду.
— Это ты, сынок? Ты? — выдавила она.
Молодой человек обнял и расцеловал ее, повторяя:
— Здравствуй, мама, здравствуй!
А старик, хотя и дрожал, твердил своим всегдашним невозмутимым тоном, словно они расстались какой-нибудь месяц назад:
— Значит, вернулся, Жан?
Когда первая неловкость прошла, родители потащили сынка по деревне — надо же его показать. Они завернули к мэру, к помощнику мэра, к кюре, к учителю.
Шарло с порога своей лачуги глядел им вслед.
Вечером, за ужином, он сказал отцу:
— И дураки же вы были, что дали взять мальчишку у Валленов!
Мать упрямо возразила:
— Я не хотела продавать свое дитя.
Отец помалкивал. Сын продолжал:
— Экое несчастье знать, что тебя загубили!
Старик Тюваш сердито пробурчал:
— Ты что ж, попрекаешь нас, зачем мы тебя не продали?
Парень начал грубить:
— Да, попрекаю, потому как вы дураки. Такие родители — беда для детей. Вот уйду от вас, — так вам и надо.
Старуха уткнулась в тарелку и расплакалась. Она хлебала суп, расплескивая добрую половину, и причитала:
— Вот после этого и надрывайся, расти детей!
Парень безжалостно гнул свое:
— Лучше вовсе не родиться, чем стать таким, как я! Поглядел я сегодня на того, и вся кровь во мне закипела. Я подумал: вот чем я мог бы теперь быть.
Он встал.
— Знаете, мне лучше отсюда уехать, не то я вас с утра до вечера корить буду и всю вашу жизнь отравлю. Запомните: я вам никогда не прощу.
Уничтоженные, заплаканные, старики молчали.
— Мне думать-то об этом невмоготу. Пойду, устроюсь где-нибудь в другом месте.
Он распахнул дверь. Ворвался шум голосов: Валлены праздновали возвращение сына.
Шарло топнул ногой, обернулся к родителям, громко бросил:
— Эх, вы, мужичье!
И растаял в темноте.