Элий Сир подумал, что Прокул — человек невзыскательный. Всю свою жизнь он тяжко трудился и нажил свое состояние неутомимым трудом. И хоть он очень ловок и быстр в движениях, на лице его постоянно видна усталость. Ведь труд пекаря — нелегкая штука. Пожалуй, он, Элий Сир, сделает Теренцию Прокулу скульптуру, даже если Антоний получит деньги у отца. Ведь Теренций Прокул — вольноотпущенник. Он, можно сказать, родной брат Элию Сиру. Надо бы спросить, откуда он. Да не все ли равно!.. В сущности, все рабы — братья. И все вольноотпущенники — братья. II правильно было бы, если бы каждый из них никогда не отказывался помогать другому; тогда бы и жить было легче.
Элий Сир не стал откладывать задуманного и на следующий день отправился к Терентию Прокулу, чтобы взять у него мрамор и договориться о работе и об оплате.
Пекарь был так обрадован предложением Элия Сира, что готов был даже дать ему часть денег вперед. На радостях он показал Элию Сиру все, что казалось ему самым ценным и красивым в его доме. В комнате, которая прилегала к помещению пекарни — это было помещение, в котором продавали хлеб, — Теренций Прокул показал очень хорошую мозаику, сделанную на стене. Из маленьких цветных камешков было сделано изображение кошки с уткой. Эта мозаика очень понравилась Элию Сиру, и он похвалил художника, который это делал. Теренций Прокул похвастал тем, что это знаменитый в Помпеях мастер по мозаике. Он был рабом, но уже давно откупился, потому что зарабатывал большие деньги.
— Успехи этого мастера, точно так же как и твои успехи, Теренций Прокул, — сказал Элии Сир, — вселяют в меня надежду. Я все больше верю в успех задуманного.
— Я понял! — воскликнул Теренций Прокул. — И я верю, что ты тоже скоро будешь вольноотпущенником. Сообщи мне, когда Это произойдет, и я велю испечь для твоего празднества самых лучших хлебцев на молоке и яйцах.
Философ Манилий Тегет целыми днями трудился над новым своим исследованием, которое пока еще было известно только ему; никто еще точно не знал, какому вопросу посвящен новый труд уважаемого философа. Он даже не читал отдельных глав своим друзьям, которые обычно с радостью приходили в дом ученого, чтобы послушать отрывки только что написанных сочинений, а иной раз поспорить.
Склонившись над свитком, старый философ быстро и уверенно записывал свои мысли. Он даже не заметил, как в открытых дверях появился Антоний. Юноша немного постоял позади отца и с уважением подумал о трудолюбии и верности своему делу. Он вспомнил, как много раз отец призывал его, Антония, к труду, постоянному и увлеченному, уверяя, что каждый, кто щедро отдает себя науке, непременно бывает вознагражден.
— Я здесь, отец. Приветствую тебя за благословенным трудом! Я соскучился, отец… У тебя в руках незнакомый мне свиток…
— Расскажи, сын мой, о своем путешествии. Кого видел, что слышал? Великий Рим полон неожиданностей. Хорошо ли ты съездил? Вид у тебя невеселый и какой-то растерянный. Не вижу я на тебе новой одежды. А ты ведь собирался купить и деньги взял…
— Прости, отец, я признаюсь тебе… Я не хотел тебя обманывать, но так случилось. Я не был в Риме. Я был совсем в другом месте. И случилось со мной нечто неожиданное и удивительное.
— Расскажи, сын. Не таись. Все, как было, расскажи. Кому же выслушать тебя, как не отцу? Говори.
И Антоний стал рассказывать всю историю своего знакомства со Стефаном Мерулой, о поразительном впечатлении от сходства людей, живущих на большом расстоянии и не знающих друг друга. Он рассказал о своем горячем желании познакомиться со своим двойником и узнать его поближе. Рассказал о короткой встрече и о назначенном свидании. Потом — как он искал этого юношу, не нашел, но не смог отказать себе в желании увидеть его и тогда решил вместо Рима совершить поездку в имение, где отец Стефана был виликом и где, как казалось Антонию, он должен был встретить Стефана.
— Поверь, отец, это была не причуда, а необходимость. Точно так же, как боги создали нас столь сходными и похожими друг на друга, точно так же они внушили нам взаимное уважение. Я видел Это, отец. Поверь мне. И когда я теперь узнал, что Стефан в беде— а судя по всему, он в большой беде, — я решил, что долг мой — помочь ему, спасти его.
— Ты думаешь, что он в такой опасности, сын? Ты не проверил, а уже уверен в этом?
— Я все узнал во время путешествия. Мне повстречался друг ланисты, который был в харчевне, когда ланиста подпоил вином Стефана и уговорил пойти в школу гладиаторов… А если так, то скажи, отец, согласен ли ты дать денег на выкуп несчастного, и я тотчас же пойду в школу гладиаторов.
— Все это похоже на выдумку, сын. И ваше бесподобное сходство, и все остальное кажется мне неправдоподобным. Однако я не хочу отказать тебе в твоей просьбе. Ступай в школу гладиаторов и узнай, так ли все это случилось. Если юноша там, узнай, как ему помочь, сколько нужно денег. Может случиться, что его не захотят продать. Тогда нужно заручиться покровительством эдила. Я надеюсь, что труды мои снискали мне уважение хозяев города, и они захотят выполнить мою просьбу, помочь мне. Ступай, сын. И знай: я не осуждаю тебя за то, что ты не поехал в Рим, а отдал свое время такому благородному делу. Ты истинный сын мой и следуешь моему учению. Сколько раз мы вели с тобой беседы о благородстве, о долге и служении людям. Поверь мне, без этого человечество было бы похоже на зверинец…
Антоний низко склонился перед отцом. Потом поцеловал ему руку и молча вышел.
Старый философ в глубокой задумчивости смотрел на недописанный свиток. Еще неясная мысль о том, что случилось нехорошее, встревожила его. Он подумал: «Стоит ли рассказать об этом жене, спросить у нее совета… Она, как женщина, может лучше понимать тонкости человеческой природы. Может быть, ей известно, бывают ли такие случаи, когда у разных людей рождаются совершенно одинаковые дети. Если верить Антонию, то сходство его с Этим Стефаном неописуемо, будто это один и тот же человек. А если так, то есть над чем призадуматься… Однако Антоний очень горяч. Ему свойственно так увлекаться, что он мог вполне преувеличить все это. Он говорит: „одно лицо“… Пустое! Этого не может быть. И видеть его я не хочу. Нет, нет… Мне некогда. Я занят большим делом, и мать Антония занята домом, заботами о нас. Нет нужды ее тревожить, забивать голову неведомо чем. Сын захотел помочь своему сверстнику, этому я учил его. Я дам ему денег… Но больше ничего. Я попрошу не приводить Стефана, тем более потому, что так несчастны его родители. Они ждут своего единственного сына. Они даже не знают, где он. Как их не понять!.. И как не помочь в таком несчастье!.. Манилий Тегет, будь щедрым. Не скупись. Вели своему вилику дать нужную сумму денег. Все будет хорошо… Стефан уедет в свое поместье, а твой единственный любимый сын Антоний вернется к своим занятиям. Кстати, надо послушать его стихи из последнего свитка… Он обещает стать настоящим поэтом».
XII
КАК СПАСТИ СЫНА?
Потин Мерула покинул Помпеи в тревоге и смятении. Он уже не думал о том, что самое главное, к чему он стремился, осуществилось. А самое главное — это было найти сына. Сейчас он уже знает, где Стефан. Знает, как его спасти. Как только он добудет деньги, он выкупит Стефана. Но шесть тысяч сестерций — это так много! Это столько же, сколько понадобилось, чтобы откупиться ему самому, Меруле. Две тысячи сестерций, которые сын получил у ланисты, у него в руках. Значит, он должен думать о сумме в четыре тысячи сестерций…