— Это разные вещи. Доктор может оказать помощь в критической ситуации, при несчастном случае, например.
— Очень тактично с вашей стороны, рабби. И какой именно вы раввин?
— Консервативный. Я раввин консервативного храма в Америке.
— Обучение консервативного раввина отличается от обучения наших?
— Нет, не особенно. Немного переставлены акценты, а работа действительно отличается. Многие из ваших раввинов выполняют здесь почти юридические функции. Наша работа редко связана с юрисдикцией. Она касается по преимуществу эмоционального и духовного здоровья общины, в которой мы служим.
— Понимаю. — Инспектор внезапно улыбнулся. — Теперь, чтобы выяснить и покончить с этим вопросом: вы ждали кого-нибудь в вечер приезда?
— Нет, никого, о ком бы я знал.
Иш-Кошер сделал пометку в папке, закрыл ее и откинулся на спинку стула. И опять приятно улыбнулся.
— Вы получили годичный отпуск у своей общины?
— Нет, не годичный. Я взял отпуск на несколько месяцев.
— А, каникулы. И что вы делаете, рабби? Осматриваете достопримечательности? Может быть, занимаетесь в университете?
— Нет, в основном, ничего особенного — просто отдыхаю.
— От ваших тяжких трудов в конгрегации?
Инспектор улыбался, но говорил с явным сарказмом.
— Что-то вроде этого, — добродушно сказал рабби Смолл.
— Создается впечатление, что вы отдыхаете не только от вашей конгрегации и вашей работы, рабби, но даже от религии, которую исповедуете.
— Что вы имеете в виду? — удивился рабби. — Если вы намекаете на то, что я не каждый шабат хожу в синагогу…
— Я намекаю на то, что вы отправились в шабат по поводу покупки машины к одному человеку, а именно к Биньямину Мимавету, в чью квартиру подложили бомбу, и который в результате умер.
— Откуда вы знаете, что я пошел покупать машину?
— Пожалуйста, рабби, — укоризненно сказал Иш-Кошер, — вопросы задаю я.
— У меня была назначена встреча с моим другом, Дэном Стедманом, а у него еще встреча с сыном. Он очень хотел познакомить нас, и я согласился пойти с ними.
— Но он собирался покупать машину, заниматься делами — в шабат. Я снова спрашиваю, какой вы раввин?
Теперь враждебность была очевидна. Рабби Смолл чуть улыбнулся.
— Как и любой раввин, я размышляю над этими вопросами больше, чем средний мирянин вроде вас, — терпеливо начал он. — Мы следуем традиционным религиозным правилам в точном соответствии с раввинским кодексом — накрываем голову, к примеру, или соблюдаем шабат — отчасти по привычке, отчасти потому, что от нас этого ждут, и, возможно, для укрепления традиции и авторитета раввина. Я не думаю, что любой, кто задумывался над этим вопросом, действительно считает, будто Бог требует этого от человека или получает от этого удовольствие. Как сказано у Исайи: «Пресыщен Я всесожжениями… воскурение — мерзость для Меня; собраний, которые вы собираете в начале нового месяца и в субботы, не терплю Я», — говорит Господь. Сказано довольно сильно, но это дает представление о том, как Бог Исайи, по крайней мере, рассматривал подчинение догмам и религиозный обет в целом.
— Бог Исайи! — Иш-Кошер был возмущен. — Скажите, рабби, вы верите в Бога?
— Полагаю, как полицейский, вы хотели бы услышать в ответ «да» или «нет».
— Я…
— Это трудный вопрос, — непринужденно продолжал рабби, — так как в нем присутствуют три переменные…
— Переменные?
— Конечно. Вы спрашиваете, верю ли я в Бога. Вы подразумеваете меня в настоящий момент, меня вчерашнего или меня три года назад? И что вы имеете в виду, говоря «верите»? Это вторая переменная. Вы хотите знать, верю ли я так же, как в то, что дважды два равняется четырем? Или так, как я верю, что свет проходит какое-то число миль в секунду, чего сам я никогда не видел, но что демонстрировали люди, чьей компетентности и честности меня учили верить? Или вы говорите о том, как я верю, что был человек по имени Вашингтон, завоевавший для американских колоний независимость от Англии, или как я верю, что существовал человек по имени Моисей, сделавший то же самое для евреев Египта? Если вы задумаетесь об этом, то увидите, что есть много форм веры, и все они немного отличаются друг от друга. И, наконец, третья переменная — Бог. Вы имеете в виду человекоподобное существо? Или невыразимую сущность? Того, кто знает о каждом из нас и отзывается на наши просьбы о помощи? Или того, кто настолько выше нас, что у Него не может быть к нам никакого интереса? Или любую из других концепций, которые разрабатывали в течение многих веков? Но вообще-то говоря, я полагаю, что иногда испытываю чувство веры и уверенности и ощущаю нехватку ее в других, как это делаете вы, или главный раввин, или — коли на то пошло — папа римский.