— Боюсь, что я не понимаю.
— А я уверен, что понимаете. Он должен показать, что хочет этого. Не бывает работы или сделки, чтобы все шло как по маслу. Всегда есть какие-нибудь мелкие осложнения. Это жизнь. Этого следует ожидать. Но в данном случае я не вижу больших проблем. Просто рабби Дойч должен показать, что хочет эту работу. Иначе, когда вернется рабби Смолл, найдутся такие, которые скажут, что хоть они и предпочитают рабби Дойча, рабби Смолл — молодой человек, обремененный семьей, и… начнется. Будут недовольные, и нам, как вы понимаете, прежде всего придется отстаивать свои интересы, — часть этой грязи попадет и на вашего мужа.
Миссис Дойч кивнула.
— Да, думаю, что я вас понимаю.
— Так что, по рукам, миссис Дойч?
— Я уже сказала, что решения принимает Хьюго, но я обещаю поговорить с ним.
— Это все, о чем мы просим, — сказал Марти, вставая. — Если я случайно загляну к рабби Дойчу, я не стану упоминать, что был здесь.
— Думаю, это правильно. Я не скажу о вашем визите.
— И тогда он решит, что все исходит от вас.
Она улыбнулась.
— Да, пожалуй, так будет лучше.
В машине Берт спросил:
— Ты думаешь, ей это удастся?
— Дело в шляпе, — фыркнул Марти. — Я не философ и не психолог — и близко нет, — но по работе мне часто приходится составлять мнение о парах, когда они вместе приходят брать кредит, — и обычно я разбираюсь, кто в доме главный. Поверь мне, в их доме это она.
Глава XLIX
Ури ушел к своей девушке. Джонатан уже сменил «хорошую» одежду, которую надевал в синагогу, на обычные шорты и свитер и играл во дворе с Шаули, а Смоллы и Гитель сидели за кидушным столом с вином, кексом и орешками, когда пришел Дэн Стедман. Он протянул экземпляр «Хаолам» рабби.
— Как видите, машина запущена. В ближайшие дни она наберет обороты, и к тому времени, когда начнется судебный процесс, пресса уже вынесет приговор.
У него был изможденный вид, под глазами темные круги.
Рабби глянул на снимок, затем полистал журнал.
— Это ежемесячник, и должен был уйти в печать заранее. Он вроде нашего «Лайфа». Они напечатают любой снимок, если он интересен. Видели тридцать вторую страницу? Этот аэроснимок, должно быть, сделан сразу после Шестидневной войны. Так и фотография Мимавета интересна просто как фотография.
— Возможно, — устало согласился Стедман. — Я так зациклился на этом, что уже ничего не соображаю. Похоже, совсем свихнулся. И не с кем обсудить…
— Что случилось? — спросила Мириам.
— Я… — Он нерешительно помедлил, и перевел взгляд с одной женщины на другую.
— Если вы не хотите говорить при мне, — предложила Гитель, — я могу уйти на кухню.
— Нет, все нормально. Максимум через несколько дней об этом будут знать все. — Он усмехнулся. — С таким же успехом вы можете сначала выслушать мою версию.
Начав рассказывать, он успокоился и скоро уже говорил сухо и объективно, словно перечислял факты литературному обработчику газетных статей. Он постоянно по-редакторски комментировал: «Я понимаю, почему полиция могла прийти к такому заключению» или: «Это было ужасно глупо со стороны Роя». Обе женщины неотрывно глядели на него, а рабби пристально разглядывал обложку. Дэн закончил словами:
— Не могу поверить, чтобы Рой сделал такое. Я уверен, что у них нет доказательств, необходимых для обычного судебного процесса.
Гитель слушала все это с двойственным чувством: власти, похоже, считали, что молодой человек связан с террористами и совершил преступление, в результате чего погиб человек, и в то же время ей было жаль симпатичного мужчину, сидевшего напротив, — трудно было представить, что его сын виновен.
— Почему вы не возьмете адвоката? — спросила она. — Он мог бы устроить вам свидание с сыном.
Стедман покачал головой и изложил свои мотивы, как прежде объяснял их Донахью.
— Кроме того, по словам моего друга из посольства, это дело Шин Бет, и они ведут его по-своему.
— Что вы собираетесь делать?
— Ему удалось узнать имя человека, который ведет это дело, — некто Адуми; я пытался увидеть его, но он уклонился от встречи.
— Авнер Адуми?
— Да. Вы его знаете?