— Не захнычет никто! Нам бы лишь до моста добраться. А там — реку перебежим и, считай, все дома!
На распахнутую впереди речную долину ребятишки со школьного крыльца смотрят вновь и вновь. В оплёснутом солнцем пространстве вся долина, как вогнутая великанская ладонь. В ладони извивается, моет глинистые откосы всё ещё не везде вошедшая в русло река. Плоские же излуки там и тут переходят в сверкающие озёра. На дальнем краю долины, на самом её окоёме, чуть бугрится голубовато-коричневый пашенный угор. Над ним медленно зарождаются облачные громады. И вот там, не то что бы воочию, а больше от сильного детского воображения, ребятам кажется, что они видят всю-всю в зелёных пятнышках вербных куп, всю-всю в серебристо-шиферных квадратиках крыш свою родную Зареченку.
И, хотя она маленькая, очень далёкая, хотя она от главной колхозной усадьбы на изрядном отшибе, ребята знают: деревенька сейчас тоже полна всяческой жизни. И тревожное настроение у них сменяется настроением весёлым. Ребята начинают вслух мечтать. Близнецы-колобки Юра да Нюра говорят:
— Над нашим, над крайним домиком — вроде бы синий дымок… Мамка, поди, печёт к нашему приходу творожники…
Миня возражает:
— Кто это будет затапливать печку в середине дня? Да и почему — творожники? По-моему, лучше ватрушки с картошкой. Печёное тесто во рту на зубах хрустит, румяная картошечка со сметанкой пыхает паром… Ух! Так бы сейчас и уплёл одну такую ватрушку!
Люба вздыхает, поводит носом, тоже говорит:
— Ух!
Но тут же, шутя, шлёпает Миню по вихрастому затылку:
— Не раздразнивай! И без тебя терпения больше нет. Я так бы домой и полетела!
Миня смеётся:
— Лети! Ты же Одуванчик-полетанчик!
Люба продолжает:
— У нас дома теперь красота!.. И пускай завтра праздник, я бы всё равно первым делом сбегала к маме на ферму, поглядела бы на нынешних телят. Они забавные! Ушки-шевелюшки, глазёнки ясные! Все такие лизунчики, все такие несмышлёныши. Поднесёшь которому бутылку с соской, с тёплым молоком, — он так к тебе и жмётся, так и тычется, как к родной матери… Успеем мы, Коля, до их вечерней кормёжки домой попасть? Успеем?
Но Коля тут единственный, кто такому умильному настроению поддаётся не очень. Или делает вид, что не поддаётся. Он среди стайки ребят-односельчан теперь совсем как рассудительный крепыш-мужичок. Он и оборачивается на каждый вопрос не спеша, степенно, и ответ подаёт степенный:
— Когда придём, тогда и придём. Всё покажет сама дорога.
А тут и недолгой переменке конец, и ребятишки-зареченцы вместе с толпой других школьников растекаются по своим классам. Усаживается за парту в пятом «А» классе и Коля Колыванов. И вот уж здесь-то вся его степенность, вся его солидность исчезают вмиг. Внешне он держится ещё спокойно. Он даже глядит на доску, как бы слушает учительницу, но разбуженные односельчанами домашние мечты теперь одолевают Колю самого. И мечты эти — не о телятах, не о творожниках, а кое о чём куда более важном.
У Коли в Заречном почти все его родные, почти вся его семья — механизаторы.
Бригадиром тракторной бригады работает отец. Трудятся на тракторах старший брат и средний брат. Не трактористы только мать да дедушка Михаил. Мать говорит, что ей сподручней ухаживать не за стальными конями, а за колхозными бурёнками; дедушка же говорит: «А я просто устарел! Куда тут соваться мне, старому валенку! Мой ход теперь: зимой до печки, летом с удочкой до речки. Но вот для молодых техника — дело, конечно, самое расчудесное. И никакого не будет дива, если у нас, у Колывановых, объявится ещё один — четвёртый тракторист!» И, если Коля оказывался в это время рядом, то дедушка при таких своих словах старался погладить Колю по голове, а все домашние при этом улыбались куда как доброжелательно.
Ну, а в самый последний, ещё до разлива рек, Колин приезд домой в ответ на дедушкины речи отец не только заулыбался, а сказал тоже: «Дедушка рассуждает верно! Пускай наш Коля пойдёт в механизаторы!.. Если он, разумеется, желает сам».
И Коля, как сидел тогда за обеденным столом, как хлебал там молочную кашу, так этой кашей чуть от восторга не захлебнулся. И закивал: «Желаю, желаю! Очень желаю!» А отец вдруг ещё и добавил: «Хочу сделать тебе к Первомаю подарок. Разрешу побыть у меня в бригаде на прокладке первой борозды, разрешу подержаться за настоящий руль!»
И вот Коля настраивает себя прямо уже здесь, в классе, не просто на скорый поход домой, а на выезд в поле. Тем более, что и на здешней центральной усадьбе за школьными окнами, заглушая все другие звуки, грохочут и грохочут трактора. Они своим грохотом салютуют солнышку над школой, салютуют тёплому ветру, забивают ошалелый ор весенних сельских петухов; они приветствуют высокое небо и уходят друг за другом в широкое полевое раздолье. И если они двинулись здесь, то, понятно, в зареченской отцовой бригаде такое времечко приспело тоже!..