— Так мал же он! Ты что? В нашем челноке не сиживал?
И, в самом начале обрывая этот ненужный спор-разговор, дедушка всю свою деликатность, навеянную директорским кабинетом, отмахивает, берёт Колю крепко за руку:
— Не рассусоливай! Пошли. А то доторгуешься до того, что грянет ваш с уроков звонок…
А звонок, как это и бывает всегда в таких случаях, тут же и зазвенел. И, словно под вихревым шквалом, словно под единым напором изнутри, все двери классов с грохотом распахнулись, и оттуда хлынули волна за волной младшие, средние, старшие школьники. Они хлынули по длинному коридору кто в раздевалку, кто прямо к парадной двери. Все восторженно галдели:
— Ура! Ура! По домам!
Сквозь эту толчею дедушка с Колей выбились на крыльцо едва не последними. А на крыльце… А там, как солдатики на посту, уже стояли, уже высматривали Колю зареченцы.
Были тут Люба и Миня. Таращились полными ожидания, радостными глазами близнецы-колобки Нюра да Юра. Дедушку в первый миг они даже не очень и заметили, а так и облепили Колю:
— Ну что? Собираться? — затараторили они все наперебой. — Нам, Коля, уже тоже переобуваться в дорогу? Пойдём сразу сейчас или сначала в столовку заглянем? Подавай, Коля, команду — ты теперь наш главный командир!
Но вот Люба наткнулась глазами на дедушку:
— Ой, кто здесь у нас! Сам дедко Михайло Колыванов! Здравствуйте, дедушка!.. Как хорошо, что вы тут! Теперь нам с вами будет в дороге ещё охотней.
— Теперь у нас два командира, и оба — главные! — засмеялись близнецы.
Миня Штучкин принялся подсыпать за вопросом вопрос:
— Когда это ты, дедушка, к нам пришёл? Почему в ту переменку мы тебя не видели? И какая нынче дорога, шибко мокрая или уже не очень? У тебя, дедушка, вон какие сапоги — выше колен, а у нас у всех коротенькие. Мы в них перед мостом в лугах не закупаемся?
— Что-о ты! — всё так же оживлённо щебечут колобки. — Если где станет глыбко, дедушка Михайло нам поможет, да подсобит и Коля.
— Лучше — управимся сами! — в тон колобкам расходится Миня. — Перескочим хоть вдоль, хоть поперёк любую лужу! Надо лишь, как на уроках физкультуры, правильно взять разбег.
Он собирается показать всем, как делают разбег, да тут опять подаёт голос Люба. Гибкая, беленькая, она подхватывает дедушку под руку, сама в это время глядит на Колю:
— Давай, Коля, всё ж таки сначала подкрепим дедушку в нашей столовой, подкрепимся сами, а там и в путь… Ну, что ты, Коля, всё смотришь куда-то не туда?
А Коля в самом деле глядит куда-то не туда.
Дедушка, задрав бородёнку, глядит тоже не на Любу. Он глядит на белые над селом, над школой, над всем речным и луговым пространством облака; глядит на одиноко, с грустным криком парящую там птицу; и оба они — дедушка и Коля — совершенно не знают, как тут быть, что ребятишкам сказать-ответить.
Наконец дедушка, разводя руками, роняет смущённо:
— Я, ми́лушки, прибыл не пеша… Я, милушки, на лодчонке, на махонькой…
И ещё невнятнее бормочет про снесённый мост, про наказ родителей пеша в путь не пускаться и про то, что он в силах взять с собою только одного Колю. Ребятишки смысл этого бормотания то ли не понимают, то ли понимают, да не слишком верят, — они молчат.
Они молчат и гаснут вмиг.
Даже Миня уже не задаёт ни одного вопроса, а лишь устремляет на дедушку всё более и более недоверчивые глаза, и узкое лицо Мини становится всё как бы испуганней, всё как бы длинней.
А у Коли пылают уши. У Коли сама собой сутулится спина. И он, чтобы ни в чьи глаза уж больше не смотреть, не подымая головы бредёт от школьного крыльца к калитке, которая выводит на улицу, на реку.
Он идёт мимо светлых, но совсем теперь невесёлых берёз к зелёному пригорку. За пригорком сразу — косой обрыв. Мутножёлтая, холодная, быстротекучая река видна отсюда во всей распахнутости. Видна тут, внизу, в полузатопленных ракитах, и та тенистая излучинка, где привязан дедушкин челнок. Он, утлый, узкий, с высоты кажется ещё меньше, чем есть на самом деле. Места в нём действительно — на двоих, от силы на троих.
Коля стоит, горбится, на челнок смотрит с обрыва. Дедушка, неотступно окружённый ребятишками, бредёт сюда же. Он встаёт над тем же обрывом, он так же горбится, рядом с ним помалкивают Люба, Миня, Юра, Нюра.
А время ползёт вперёд.
Дедушка смущённо — туда, сюда трёт кулаком, ерошит бороду, произносит не совсем твёрдо, почти робко: