– Перси, ты ни разу не упомянул Салли, словно не хочешь об этом говорить. А друзья? Почему ты не говорил ни о ком из наших?
Потому что я не видел их три года. Понятия не имел, чем они живут. Бросил и уехал, куда глаза глядят. Стал эгоистом, сволочью и пропойцей. Я не появлялся на работе, с которой мне помог Гефест, но, в конце концов, едва не загремел за решетку за причинение тяжкого телесного вреда одному из сотрудников. Вот она правда, Аннабет. Но тебе ее лучше не знать.
– Мне говорили, что ты колесишь по стране, редко, но появляешься в лагере, учишься на экономиста… Но я ни разу не видела тебя в лагере, а дома… По-моему Салли просто не хотела пускать меня, но я была уверена, что тебя нет.
Она пыталась найти меня. Аннабет пыталась найти меня. Воображала… Черт, держи себя в руках. Я жмурюсь словно от солнца, но на деле чувствую как внутри плавятся органы, как горит кровь, разнося по телу саднящую боль.
– Эй, все в порядке, серьезно, – говорю я, поддевая плечом. – Сделай для меня одолжение…
Золотые волосы отливают серебром на свету. Я даже не заметил, как она ответила мне, просто вскользь гляжу на нее, как смотрел бы на нее любой другой… друг. Именно. Вы – друзья.
– Страшно хочу мороженного, – уставляясь на нее безумными глазами, ною я.
– Издеваешься? Я думала, что-нибудь серьезное, – теперь уже она пихает меня в бок. – Джексон, ты как обычно!
Она, все еще смеясь, идет к фургончику с мороженным. Мы провели вместе два часа. Два прекрасных, долгих, неутомительных часа смеха, воспоминаний, дури. Мы снова дурели, как дети, словно все это не так важно, словно все как прежде, только лучше, искреннее. Мы – друзья. Сколько мне еще выдержать? Вытерпеть, чтобы не сорваться? Я перевожу взгляд на Аннабет. Ситцевое платье серо-зеленого цвета на свежем ветру подрагивает. Она улыбается, заказывая мороженное, беседует с продавщицей. Я стараюсь запомнить каждую деталь, вроде цвета ее босоножек, шляпки мороженщицы, развивающегося флажков по периметру улицы.
Мне нравится ее лицо. То, что оно выражает – счастье, беззаботность. Она мечтала о спокойствии, безопасности, и вот она посреди всей этой мишуры и гама, в котором растворяется, который любит. Мне казалось, счастье приходит тогда, когда счастлив ты сам, но это все бред. Счастье приходит только тогда, когда счастлив тот, кого ты по-настоящему любишь.
Она возвращается тогда, когда последний луч солнца скрывается за горизонтом, но Апполон постарался на славу. Этот вечер был незабываемым. И теперь я знаю точно, что запомнится мне в Новом Орлеане на всю жизнь. Я любуюсь Воображалой. Какой грациозной, милой, еще более женственной она стала за эти годы. Это с человеком творит любовь?
Майкл сотворил невероятное, и пусть я еще не знаком с ним лично, благодарен ему, так же, как благодарен Беатрис. Ненависть и ревность отошли на задний план. Впереди еще час, может быть чуть больше, значит, еще немного времени у меня еще есть.
– Я первая, кто попросил взбить черничный и белый пломбир, – присаживаясь, говорит Аннабет.
Я расплываюсь в искренней улыбке. Рожок с двумя синими шариками мороженного. Она помнит. Неужели помнит?
– Ты помнишь? – в лоб спрашиваю я.
Она снова по-детски пожимает плечами.
– Это сложно забыть.
Если бы ты только знала, как чертовски права. Это невозможно забыть. Я вгрызаюсь в пломбир и, наверное, ничего вкуснее не ел в жизни. И пусть это творение продавщицы, принимать это из рук Аннабет другое. Двусмысленность фразы была забыта под вкусом тающего мороженного.
– Ты правда считаешь, что платье не ужасно? – вдруг спрашивает Аннабет. – То есть… Оно огромное, слишком греческое, через чур открытое. Я выгляжу в нем, как старуха. Эй, ты что творишь?!
Синий пломбир стекает по ее щеке, вскрик замирает в гаме улицы. Я продолжаю смеяться, прежде, чем мороженое не опускается мне на нос. Теперь ее очередь насмехаться, но я не против. Битва титанов. По-моему даже хуже. До победного конца всего несколько мгновений. Мы дети, мы счастливые дети, что готовы снова и снова издеваться друг над другом. Чтобы не сделал Майкл, ему не изменить очевидного: я привязан и влюблен в Аннабет так сильно, что готов остаться рядом. Даже как друг. И пусть теперь все иначе, моя Воображала по-прежнему нуждается во мне.
Счастье приходит лишь тогда, когда счастлив тот, кого ты по-настоящему любишь. И я счастлив Аннабет, слышишь? Счастлив, потому что счастлива ты.
========== 6. ==========
VI
Еда безвкусна. Словно пихаешь в глотку кусок резины и запиваешь это не дорогим вином, а обыкновенной, не самой свежей водой. Использовать вилку а)чтобы нарезать рыбу; использовать вилку б)чтобы нарезать птицу; использовать вилку с)… А не пошли бы вы все к черту? От изобилия еды, что приносят горничные, хочется выть. И если бы хоть что-нибудь вызывало аппетит.
С противоположного конца стола на меня смотрит Нико. И взгляд его не предвещал ничего хорошего, если честно.
– Берите утку, очень вкусно. А галеты, какие галеты! А салаты!
Тошнит от всеобщей радости. Вечер нагнетался еще и тем, что вскоре должен подоспеть Майкл. Не знаю, чего от меня ожидали друзья, если я еще сам толком не понял, чего сам жду от себя. И как интересно меня представит Аннабет? Бывший? Друг? Друг детства? До прихода в поместье Оллфордов, я не был готов к тому, что мое настроение может испортить такая незначительная деталь, вроде общего ужина. Неужели, олимпийцы? Серьезно что ли?
Контроль эмоций. Спокойствие. Гладь воды. Вообще ничего не помогает. Еще сильнее сдавливая вилку а) чтобы с помощью ножа с) резать протухшую резину, я кошусь в сторону Воображалы. Она рядом с главой семьи мистером Оллфордом. Не уверен, что Афина против такого милого, остроумного и доброжелательного тестя. И почему все так чертовски хорошо? Добрый тесть, добрая теща, прекрасная, беззаботная жизнь, спокойствие и уют в огромном поместье с десятком горничных?
Но это не стиль Аннабет. Это вообще не она. Только если ее не подменили на эту прекрасную девушку в платье, что сидела поодаль. Ты, конечно, подвела с похищением Воображалы, Гея. Я одергиваю себя, ужасаясь своим мыслям. Неужели гнев дошел до крайней точки кипения?
– Перси, – Хейзел неуверенно накрывает мою ладонь своей. – Все в порядке?
Все круто. Класс. Не передать словами. Я люблю девушку, которая выходит замуж за другого. И почему это поместье всего на два этажа? Лететь слишком быстро. Безболезненно.
– Устал жутко, – бурчу я и тут же натыкаюсь на взгляд Нико: « Ну, да. Устал».
– Волшебник, – окликает меня Чарли, и я, наконец, отвлекаюсь. – Ты помнишь про истории?
Я и забыл о нашем договоре, но врать и отказывать ребенку не в моих правилах.
– Да, без проблем. Уже хочешь спать? – в надежде спрашиваю я.
– Всего-то восемь часов.
– Истории длинные-предлинные, уверен, что успеешь услышать все?
Глаза Чарли вспыхивают. Он шепчет что-то Беатрис, а та, кинув на меня понимающий взгляд, кивает головой. Я пытаюсь сбежать из-за стола как можно тише, но лучше б я кинулся лезть под ним, как это сделал мальчишка.
– Перси? Уже уходишь? – обеспокоенно спрашивает миссис Оллфорд.
И что мне говорить? Врать? Надеюсь, будет выглядеть правдиво.
– Не здоровится что-то…
– С тобой точно все в порядке? – переспрашивает Аннабет.
Кровь сжигает изнутри, словно лава. И зачем она это спрашивает? Заткнись, Джексон. Она беспокоится о тебе.
– Точно. Нужно только лечь спать пораньше. Завтра важный день и все такое…
– А еще будут истории! Много-много-много!!! – хватая меня за руку, визжит Чарли.
Я улыбаюсь. Хоть кому-то в этом доме не приходится притворяться. Аннабет прикидывается, будто рада мне. Друзья прикидываются, будто простили меня. Беатрис и Нико стараются не выказать моего секрета. Миссис и мистер Оллфорд делают вид, что рады приветствовать ораву незнакомцев. Никого не забыл?