– Я дома, – слышится чей-то грубый, уже знакомый голос со стороны прихожей.
Топот босых пяток по паркетному полу, и вот, в свете мягких, кухонных ламп появляется Майкл Оллфорд. Темноволосый, широкоплечий, ссутулившийся, лишенный всякого ума на лице. С выискивающим взглядом он целует своих родных и… Чертовы. Олимпийские. Боги. Молите, чтобы ураган Катрин не повторился вновь. Целует Аннабет в макушку. Она вздрагивает, медленно, боясь, оборачивается ко мне. Перетерпеть бы этот взгляд. Перетерпеть бы это все. Только она видит меня насквозь. Она знает, что со мной. Она знает, что я либо кинусь разбивать его морду, либо уйду молча, покорно, не сказав ни кому и слова. Правильно, Джексон, ты никому и слова не скажешь. А все потому, что послезавтра она выйдет замуж за этого человека – нравится это тебе, или нет.
– Всем привет. Вроде уже знакомые лица, – смеется он, но Аннабет останавливает его.
– Майк, это Перси…
Что ж. Момент Х, Аннабет Чейз. Кем ты меня назовешь? Уж лучше знакомым, товарищем, но не смей называть меня другом. Не при нем. Не сейчас. Никогда. Ты знаешь, что это ложь. Ты знаешь, потому что видишь меня насквозь, как никто другой. Береги своего Майкла, потому что будет слишком много крови.
– Это мой лучший друг, – говорит она.
Прости, Майкл. Она сама сделала выбор. В мыслях уже мелькает схема удара, но происходит нечто невероятное. Она берет меня за руку, переплетая наши пальцы, как тысячи… Миллиарды раз до этого. В прошлой, более счастливой, более живой жизни. И я не могу не поддаться, откликаясь. У нее очень холодная ладонь, как будто весь вечер она боялась. Боялась именно этого, возможно, решающего момента. Переживала, искусала губы, нервно теребила подол платья. Не одному было страшно, верно?
Я смотрю на нее украдкой, как если бы это было запрещено мне. Воображала улыбается мне. Снова. Согревает. Успокаивает бушующий во мне гнев и создает заряды электричества, что откликаются во мне диким чувством восторга. Она рядом. Живая. Моя.
Она знакомит не Майкла со мной. А меня с Майклом. Боясь, страшась моей обиды за неверное решение. Словно показывает диковинную игрушку, которая должна или понравится мне, или быть уничтоженной. Я, безусловно, за второй вариант.
– Перси Джексон, – свободную руку я протягиваю брюнету.
– Приятно познакомится. Наслышан о тебе от Энн, – улыбаясь, не замечая соприкосновения наших рук, говорит Майкл. – Ты экономист?
– В процессе обучения. В данный момент прохожу практику.
– О, страшная скука. Бумаги, бумаги, по себе знаю, что офисная работа сущий Ад.
Это ты еще в Аду не был, сволочь.
– Не чем не хуже черчения, – замечаю я. – Что ж, было очень приятно познакомиться, но я обещал Чарли рассказать историю. Сам понимаешь – долг зовет.
– Ох, Чарли, – оживляется Майкл. – Здоров, приятель.
Ребенок, что все это время стоял рядом, дает пять великану, но возвращается ко мне, беря за руку, что отпустила Аннабет. Он согревает меня, заставляет чувствовать себя нужным, впервые за долгое время. И я вспоминаю, я вижу в нем себя самого. Ребенка, что искал молнии Зевса, стараясь спасти свою маму. Нет, конечно, я не желаю ему этой участи, но почему-то уверен, что он стал бы отличным, храбрым, самоотверженным героем.
– Спасибо огромное за ужин. Все было очень вкусно, миссис Оллфорд. Спокойной ночи, – я оборачиваюсь к Аннабет, когда Майкл усаживается за стол, и уже тихо добавляю: – Спокойной ночи, Воображала.
Не знаю, что было дальше. Я просто двинулся к коридору. Считая шаги, отвлекаясь на фоновую болтовню Чарли, замирая каждый раз, когда сердце галопом несется вперед. Нет, боги Олимпа, она не должна догадаться. Не сейчас. Чертов эгоист! Она ведь замуж выходит, а не свидание назначает!
– Эй! Ты меня слушаешь?! – спрашивает Чарли. – Это не моя комната, слышишь? Не моя.
Я запоздало включаюсь в реальность. Мы в моей комнате. Тут горят светильники, Чарли забрался на кровать, я так и замер у входа. В боковой стене выбоина, и, кажется, именно она напоминает мне об утихших чувствах внутри. Все кончено. Так быстро. Крайне глупо. Безвозвратно. Жутко.
– Так мы идем слушать истории, или нет?
– Давай ты останешься на ночь у меня. Мне легче будет настроится и все вспомнить, – присаживаясь рядом с ребенком, предлагаю я. – Можешь даже поспать в шортах и в футболке. Это ведь домашняя одежда?
Чарли заворожено глядит на меня, словно я и есть Посейдон, Аид и Зевс в одном лице.
– Как это, в футболке и шортах? Беатрис ругалась.
– Я ведь не Беатрис. Устроим мальчишник?
– Серьезно?! – он едва не визжит от радости. – Ты не врешь? Волшебник, ты лучший!
Он кидается мне на шею. И это… Он снова это делает. Доказывает мне, что я нужен кому-то. Что я не одинок. Не одинок настолько, насколько сам в этом виноват. После свадьбы Аннабет я обязательно постараюсь вернуть прежнее доверие друзей. Хочу знать, что они не разочарованы больше во мне. Что мы одна семья, несмотря ни на что.
Чарли забирается под одеяло, смирно складывая ладони, как ученик. Я улыбаюсь его хитрой, послушной мине. С чего бы начать? С чего-то честного, верно?
– Послушай, я не хотел быть полукровкой…
***
Сна ни в одном глазу. Страх, отчаянье, робость. Все, что угодно, только не уверенность в том, что Аннабет не узнала моих истинных чувств. Какой же я идиот, все-таки. Но это уже не важно. Ничего уже не важно. Я вздыхаю, стараясь не разбудить Чарли.
После долгих трех часов, он все-таки уснул. Слишком внимательный, требовательный, пытливый слушатель, которого интересовала каждая мельчайшая деталь, связанная с олимпийцами. Не уверен, что мог рассказывать о мире полукровок ребенку, но что от этого изменится? Многие моменты, вроде появления Нико, кровавых войн и смертей, пришлось пропускать, чтобы мальчишку не беспокоили кошмары. Но Чарли все равно слушал. Восхищался историей моей жизни, от которой я бы с радостью отказался.
Самое жуткое – переживать все события, связанные с Аннабет. То, как ее похитили, как она, едва живая, поддерживала небосвод, как мы падали в Тартар, как защищали друг друга, потому что… Потому что было ради чего жить. Но я пережил и это. Рассказал все, как есть, иногда даже нахваливая юную героиню, откровенно проникаясь к ней симпатией. Вот, если бы только симпатией.
Чарли свернулся на моей груди, словно боясь, что истории кончатся, а я, обманув, скроюсь в темноте. Смешно наблюдать за его сонным лицом. Вот бы еще слюни пустил, и я бы стал сомневаться, что Беатрис его сестра. И на мгновение я представляю, что рано или поздно у меня будет семья. Вроде, счастливая. Я смог бы стать настоящим отцом, как и Нико. Мне хочется этого. Оберегать, жить ради семьи. Не ячейка общества – полноценная семья, которой у меня не было.
Я вспоминаю лицо мамы. Безгранично доброе, светлое, пронзительное, словно теплый, летний свет. Как можно было в последнюю нашу встречу так грубо себя с ней повести? Тот день был будто миллиарды лет назад, а не всего два месяца назад.
– Здравствуй, Перси.
Тихий, женский шепот, заставляет меня вскочить с кровати. Это еще что за дела. Я аккуратно укладываю спящего Чарли на кровать и на ощупь включаю свет. Неожиданно порыв ветра из открытого окна приносит цветочный, приторный запах. Уж не привезли ли ту самую арку?
– Ты не рад меня видеть, я смотрю.
Серьезно? Боги сошли с ума.
– Афродита, – сквозь зубы, сдавленно говорю я. – Скажите, что вы не ко мне…
– Это будет ложь.
Какие честные боги пошли.
– Давайте по-быстрому, я хочу спать, – огрызаюсь я.