– Ты скоро, принцесса? – интересуется Джейсон.
– Мне не нравится. Я как клоун.
– Перестань, принцесса. Тебе все к лицу.
Я улыбаюсь. Ладно-ладно, посмотрим, кто будет смеяться последним. В лицо ударяет свет, будто я звезда, и софиты готовы испепелить меня заживо. Но я не звезда. На диванчике устроились Фрэнк и Хейзел, в соседней раздевалке копошится Джейсон. Мне выбирают смокинг. Вот умора.
– Что скажешь, Хейзел? – поправляя воротник, спрашиваю я. – Мне неудобно, кажется, маловат.
– По-моему, намного лучше предыдущих.
– По-моему, они все одинаковые, – замечает Джейсон, выходя из раздевалки.
На нем такой же черный костюм и рубашка. Боги, мы как два идиота.
– Нет, ты, правда, неплохо выглядишь, – встревает Фрэнк. – В том белом костюме ты был похож на Синатру.
– Фрэнк Синатра, Чжан? Ты это серьезно? Хейзел, мы берем эти.
– Без проблем. Ненавижу эти магазины, – выдыхает подруга, вставая с диванчика.
Всю дорогу до дома я не отвлекаюсь на разговоры друзей. Все, о чем только я могу думать – воспоминания. Снова и снова, вспышками, картинками, они являются ко мне, испытывая меня на прочность. Мои собственные воспоминания стараются уничтожить меня, и это чувство хуже пленения Тартара. Все обостряется тем, что я помню эту ночь. Слишком подробно, чтобы теперь забыть. В багажнике валяется мой костюм на ее свадьбу. В голове пылятся воспоминание о ночи, которая не переросла в нечто больше, чем просто сон в обнимку. А если бы переросла? Если бы все было именно так? Что, если Аннабет не испугалась бы? И не испугался бы я?
Но в голову приходит совершенно иная мысль. Она была с Майклом. Была в том самом смысле. Я сжимаю подлокотник минивэна. Он заставил ее. Вынудил. Сволочь. Он вынудил ее. Я ненавижу его всеми фибрами своей души. Как? Как он посмел касаться ее?! Он… надругался над ней. Сволочь. Внутри обрывается нить моего спокойствия. Будто нависшее над городом цунами, наконец, накрывает вышки, снося все на своем пути. Они спали. Спали в одной кровати. Да и может это быть как-то иначе? Он целовал ее так, как целовал я. Чувствовал тоже притяжение, ту же боль, тот же страх потерять ее.
Он раздевал ее. Стягивал с мягкой кожи ткань, хотя я даже не задумывался. Потому что это Аннабет. Потому что она настолько же невинна, насколько и чиста. Потому что это моя девочка, с красивым разрезом глаз, с брызгами родинок на плечах. Потому что она слишком трепетна, чтобы представлять ее в подобной картине. Это пошло, развязно, тошнотворно. То, что делали другие девушки, обвивая меня ногами, не могла делать Аннабет. А уж тем более с этой сволочью по имени Майкл. В ушах стучит пульс. Моя критическая точка кипения, что разрушает меня изнутри.
Аннабет… Скажи мне, что это ложь. Прямо сейчас. Здесь.
Но в ответ меня ждет тишина. Глухое шипение певца из радио. Бормотание Хейзел и Фрэнка, веселый отклик Джейсона. Кто-то здесь явно лишний. Я отстегиваю ремень безопасности.
– Эй, дружище, меня могут оштрафовать…
– Останови здесь, Джейсон.
– Чего? – друг оборачивается ко мне. – Брось эти шутки, Перси. Мы едем домой.
– Останови, – грубо отчеканиваю я.
– Перси, – тихо зовет Хейзел.
– Перестань, Джексон. Что ты творишь? – Чжан обескуражено отстраняется от девушки, кладя мне руку на плечо.
– Выпрыгну на ходу, если потребуется, – тихо повторяю я.
Визг тормозов. Брошенное в спину: «Очнись». Наверное, слишком страшно. Слишком пусто. Но в глазах пляшет немая сцена, когда он склоняется над ней… Черт подери! Как поддонок, как загнанная, вспотевшая лошадь. И мне хочется кричать, выть от этого. Ноги срываются на бег. И я несусь куда-то вперед, не различая дороги. Чертовски приятно знать, что гребаный смокинг остался в машине, что укатила в гребаное поместье Оллфордов. Ненавижу этот город. Ненавижу эту жару. Но, в первую очередь, я ненавижу самого себя.
Чтобы узнать человека, сперва его нужно сломить…
То, что происходит в моей жизни не сломило меня, даже не пошатнуло моей веры. Это уничтожение. Полное, безмерное, безвозмездное. Я лучше бы один раз умер от яда гарпий, вместо того, чтобы переживать эту боль снова и снова. Должна же быть справедливость в этом мире? Хоть где-то? Хоть в ком-то?!
Я вспоминаю теплые глаза Беатрис, милую улыбку Чарли, но в это мгновение уже ничего не способно исцелить меня. Я думаю о побеге, самоубийстве, но понимаю, что для этого я слишком себя ненавижу. Дорога увиливает в заросли, и только в чаще я перехожу на шаг.
Она могла не спать с ним. Конечно, могла и не спать. Она его будущая жена, придурок. По-твоему, они будут спать в отдельных кроватях? Общаться через рукопожатия? Обмениваться кивками в знак приветствия и желать друг другу спокойной ночи, целуя друг друга в щеку? Или вообще без поцелуев?
Было бы идеально.
Но «идеально» не особенно вписывается в контекст моей истории. Бремя сына Посейдона – проклятого самими мойрами – на всю жизнь лишило меня права быть человеком. Уже плевать на важное «счастливый» перед ним. Я выхожу на площадку, и едва не задыхаюсь от злости. Чертова Фортуна!
Я на том самом берегу, где в первый раз заметил Аннабет. Где я снова познакомился с ней. Она и не видела меня, но в то же время я знал, что это наше знакомство. Первое знакомство. В кроссовки набился песок, я вспотел и вымотался, словно сражался с монстром, а не бежал всего несколько… метров? Километров? Есть хоть какая-нибудь разница? Я сбрасываю обувь, словно лишенный разума бреду к воде. Давай. Когда в первый раз Аннабет избила меня на тренировке, именно ты меня исцелила.
Рука касается глади прохлады. Но ничего не происходит. Огонь внутри продолжает сжигать, кровь несет боль. Ох, если бы слова «все очень плохо» описывали мое состояние. Я умываюсь. Несколько раз оттираю лицо, будто от чужого плевка, а на деле же – мысли. Мысли о том, что Аннабет могла спать с кем-либо. Это уже фобия. Но ничего не происходит. Снова. Тело поддается тем же пыткам – я соскребаю кожу, отдираю ее, оставляя красные полосы, что сразу заживляет вода.
Успокойся. Все хорошо. Так должно быть. Наверняка, впереди меня ждет что-нибудь хорошее, ведь так всегда бывало? Так я встретил Аннабет. Так я познакомился с Гроувером. С семеркой действительно классных ребят. Все хорошо. Так должно быть. Успокойся.
Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем дыхание приходит в норму, и я откидываюсь на песок. Солнце снова тянется к горизонту. Второй день на исходе. Все, что я сделал: купил смокинг на ее свадьбу. Я не видел Воображалу целые сутки. С самого утра, когда Чарли с криками понесся делиться впечатлением услышанной истории. Больше всего ему понравилась храбрая девочка с кинжалом как у Конана Варвара. Не знаю, понравилось бы Аннабет подобное сравнение, но, кажется, она была такой же храброй.
Я уже жалею, что бросился вон из машины. Поступил глупо, по-ребячески. Просто накопилось, просто нужно побыть в одиночестве, просто нужно передохнуть ото лжи. Это накапливалось с тихими минутами, проведенными за уборкой сада, установки фурнитуры, дегустацией вина, выбором цветочных украшений, до которых мне нет дела. И самое ужасное: никто не просил меня об этом. Я хотел показаться Аннабет настоящим другом, поддержкой и опорой, что ни в коем разе не бросит ее. Мне жаль Пайпер, потому что к концу сегодняшнего дня я был измотан подготовкой, от которой она так старательно пыталась меня отстранить. Обеспокоенные, разноцветные глаза, едва не краснели от слез. Она переживала за меня, но как она могла запретить?