– Посмотрим по обстоятельствам.
– Ты так говоришь, будто это не так важно, – улыбаясь, переплетая наши пальцы, глядя в небо, бросает Аннабет.
– Для меня это не важно.
Она смеется. Слабо. Устало.
– Ты такой один, Рыбьи Мозги. К моему несчастью.
Я пожимаю плечами, следуя ее привычке.
– К твоему несчастью, я такой навсегда.
Ночь у берега реки. Под открытым, темным, ночным небом. Наверное, в душе я – романтик.
– А твой девичник? – запоздало вспоминаю я.
Она откидывает волосы на песок, укладываясь на мое плечо, и саркастически хмыкает.
– Я переспала с тобой за день до свадьбы. Какой к черту девичник, Рыбьи Мозги?
– Из меня вышел бы не плохой стриптизер. Я бы соблазнил тебя, и свадьба все равно бы не состоялась.
– Спокойной ночи, Рыбьи Мозги, – разговаривая со мной, как с глупым ребенком, говорит девушка.
Я молчу. В голове одна мысль: пускай завтра с утра она все еще будет рядом со мной.
========== 8. ==========
ЭПИЛОГ
Бег становится невыносимым. Не найдя кроссовки на пляже, я все несусь по битым стеклам, колючкам, мусору, что оставили в чаще люди. Наверное, боль придет позже. Когда душевная уничтожит меня, искоренив все чувства. На будущее, Джексон. Связывай свою девушку.
Береговая линия. Где-то там, на вершине холма чертова арка, под которую ведут Аннабет. Как пленницу. Черт. И во всем виноват только я. Почему я не проснулся, когда она бежала? Почему снова допустил это? Потому что это ее осознанный выбор?!
Изъедает. Выжигает. Почему я решил, что все пройдет так скоро? Что чувства отпустят, а я сам стану прежним пропойцей? Почему я вообще пытаюсь помешать им? Наверное, все потому, что я хочу услышать отказ от нее. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Пускай это уничтожит меня морально, пускай это выдаст меня с потрохами, пускай найдется олимпиец, что посмеется надо мной. Как не понять, что мне уже все нипочем.
Я взбегаю по лестнице. Насчитываю двадцать, затем тридцать и пятьдесят ступеней. Замираю на пятьдесят пятой, чтобы ступить на землю чертового поместья.
Уж лучше гнаться за монстром, чем за сбежавшей девушкой, что пытается избегать своих истинных чувств. В мыслях нет, что Аннабет врала мне. Это была правда. Это было прощание, а я так и не понял этого. Не понял так, как того хотелось бы ей. Я на шаг впереди тебя, Чейз. То, что ты дочь Афины, не дает тебе права сомневаться во мне. Сомневаться, что я не оставлю тебя. Не позволю допустить ошибку.
Музыки нет. Дерьмо. Значит, торжественная часть уже началась. Плевать. Я проношусь мимо того самого озерца, где в первую ночь я встретил Беатрис. Думаю, что она не оценит моего поступка. Думаю, разочаруется, как и остальные. Но, прости, мне нужно узнать правду. Пусть даже сорвав ее свадьбу. Шатер всего в нескольких метрах.
Когда я врываюсь внутрь здесь слишком тихо. Стулья пусты. Нигде нет даже намека на празднество. Белая ткань, что я вязал на стулья собственными руками, подрагивает на ветру. Арочные ленты синего цвета, то вздымаются, то опускаются, словно живые. Но в следующее мгновение все меняется. Я будто переношусь на три года назад, когда эти плечи вздрагивали посреди погрома.
Аннабет лежит на ступенях. Шлейф свадебного платья такого красивого, нежного, белоснежного цвета, мятой тканью тянется за ней. Я едва дышу, хотя могу ли?
– Я не смогла, – голос ее надрывается, она плачет. – Не смогла врать им… И знаешь почему? Потому, что увидела эти чертовы ленты. Синие, ты как знал…
– Я продумываю шаги наперед, – хрипло отвечаю я, делая несколько шагов вперед.
– Стой, Перси. Теперь я должна, наверное…
Я замираю не в силах ослушаться. Аннабет медленно приподнимается. Почему она такая красивая? Почему даже со слезами на глазах? Почему даже с потекшим макияжем? Почему такая искренняя, даже несмотря на то, что лишила себя свадьбы…
– Должна?
– То, почему мы расстались… Неожиданно вышло, правда? – стараясь вытереть слезы, говорит она. – На самом деле, все дело в случайности. Ты не вовремя пришел в тот день. Слишком рано, потому что это еще не закончилось, и я не успела отойти от шока…
– Я не понимаю, Аннабет… Что должно было закончится?
– Видимо, я слишком досадила Гее… – грустно бросает она.
Я совершенно не понимаю о чем она говорит.
– Аннабет мы расстались из-за того, что я подвергал тебя опасности, – вкрадчиво, словно ребенку, объясняю я. – Не вини себя.
– Ты считаешь, я настолько эгоистична, чтобы бросить тебя из-за страха за собственную жизнь? – насмешливый тон, растворяется в беззвучном плаче.
– Причем здесь Гея?
– После ее заточения, мне стали сниться кошмары и нет, дело здесь не в Тартаре… Я видела, как убивают кого-то из моих близких. Каждая ночь – новый кошмар, новая смерть. Я настолько привыкла видеть лица друзей, родственников, что, когда во сне умер ты… Что-то изменилось.
Я молча смотрю на то, как Воображала поджимает под себя ноги, обнимая себя руками. Слова даются ей с больший трудом.
– Видения стали реальностью, Перси… И самое жуткое, самое непонятное мне… – она задыхается от слез, – Я не могла тебя остановить, ты был так нежен ко мне, это было бы грубо…
Меня выворачивает наизнанку. Даже с того света, Гея убивала душу Аннабет. Ломала ее сильную натуру, сводила с ума. Но это еще не все.
– Каждый раз, когда ты пытался поцеловать меня или… Или просто прикоснуться… Я видела, ощущала ее… Как будто в реальности…
– Аннабет, – я протягиваю к ней руки, стараясь обнять, но она качает головой.
– Ты умирал. Каждый раз, когда касался меня даже невзначай. Проклятье, что она оставила мне. Я видела это, переживала это… но как я могла сказать тебе, если ты был так добр ко мне? – Она снова вытирает слезы, – Я так сильно любила тебя, что Гея просчиталась. Я терпела на протяжении месяца. Она пыталась сломить нас, но кто знает теперь для чего? Но это были самые худшие… адские три недели за всю мою жизнь. Она перебирала близких мне людей, остановив свой выбор на тебе, потому что это пережить я не смогла…
Эта боль. Страх и отчаянье, что она испытывала. Какой я идиот. Я замечал ее странные перемены в настроении, но считая, что дело всего лишь в кошмарах. В кошмарах наяву. Она отравляла ее веру, уничтожала изнутри, психологически, ломая веру, любовь.
– А сегодня с утра… Когда я вернулась с пляжа, ко мне вдруг пришла Афродита. Не та, что восхищается платьями, украшениями и безделушками, а та, что пожелала мне найти счастье… Она сказала, что время отпустило меня, что боятся больше нечего, и дала вот это…
Подходя ближе, я замечаю в руках Аннабет бусы. Шнурок. Пять бусин. Я узнаю их, словно они всю жизнь были со мной. Мои лагерные бусы, что я выбросил в первый месяц своего предательства. Дрожащими пальцами я принимаю их из рук Аннабет, не сводя с поблескивающих бусин глаз.
– Это … избавит тебя от кошмаров?
– Я боюсь, что нет, – хрипит она, вставая. – Но я не смогу врать, Майклу больше, никому больше не смогу врать. И если надо, я буду терпеть.
– Нет…
– Да, ты станешь возражать, – вмешивается она, – идя сюда, ты хотел решить все за меня. Теперь же ты не имеешь на это права, я хочу, чтобы ты остался со мной.
– Ты же знаешь, что это неправильно!
– А что если это поможет? Попытка не пытка, Перси. Пусть от олимпийцев толку мало, но думаю, Афродита что-то смыслит в любви. – Она выхватывает мою руку. – В конце концов, я хочу стать счастливой впервые за эти три года. И уже навсегда.
– В последний раз, Чейз? – улыбаюсь я, сквозь слезы, касаясь ее лица.
Она улыбается в ответ, целуя меня в кончик носа.
– Теперь – только Джексон.