– Привет, – улыбаясь, произношу я.
Она сверкнула своими карамельными глазами.
– Привет, Перси.
– Вот только не надо мне тут, – вмешивается Вальдес, жуя кекс. – Уйдешь к нему, путь в мою мастерскую тебе заказан.
– Гляди, у них еще ежевичные кексы есть, – кивая на противень, говорит богиня в джинсах.
И это работает безотказно. Лео срывается с места, а Калипсо провожает его снисходительным взглядом, полным нежности. Я рад, что все так сложилось. Так, как того хотелось бы мне. Лео счастлив, девушка тоже. И на сердце становится теплее, словно кто-то обнял меня. Хотя, я знаю кто.
– Ты вырос, – как бы между прочим, замечает богиня.
– А ты вот нет.
– В этом минус бессмертия. Все считают меня шестнадцатилетней.
– Тебе повезло, Лео не далеко ушел от тебя, – усмехаюсь я, – в развитии, я имею в виду.
– Я все еще здесь, Джексон! – вопит Лео.
– Как ты? – глядя прямо мне в глаза, спрашивает богиня. – Не лги мне только.
– Я просил остальных, а теперь прошу тебя. Давай без этих разговоров? Я друг Аннабет, и я приехал потому, что хочу этого сам.
Калипсо тяжело вздыхает, но все же не задает больше подобных вопросов. Я узнаю, что они перебрались в Коннектикут. В Бриджпорт, если быть точным. После победы над Геей, в которой Калипсо сыграла немаловажную роль, Лео принял на себя все заботы переезда. Они выкупили дом, который после перекочевал в мастерскую, о которой они мечтали. Боги против воссоединения сына Гефеста и дочери Атланта ничего не имели, по крайней мере, открыто. Поэтому ей позволено было жить среди смертных, а не на Олимпе, где ее вряд ли кто ждал. Короче говоря, олимпийцы убили двух зайцев одновременно: вернули, требовательному Лео девушку, но, тем не менее, не терпели ее присутствия на Олимпе.
– И теперь вы живете в Бриджпорте? Маленькое, семейное гнездышко? – подшучиваю я, стараясь не отвлекаться на разговоры других.
– Грязное семейное гнездышко. Он – свинья. Ох, если бы я только знала…
– … все равно бы была с Вальдесом.
Долгий, смущенный и пронизывающий взгляд богини только подтверждает мои слова.
– Перси, что скажешь? – окликает меня, Хейзел.
– А?
Но мне не успевают ответить. В комнату врывается тот самый ураган, о котором я мечтал так долго. Все вокруг начинают смеяться, но я все же не могу понять, что именно смешного произошло? Стол ходит ходуном, и я едва успеваю отскочить в сторону, прежде, чем синий чай, поданный горничной, разливается на брюки.
– Чарли! Стой же ты, маленький чертенок! – в комнату врывается Беатрис.
– Не вылезу, не вылезу!!! – из-под стола доносится визг. – Ты запретила играть с Нико на ночь, потому что ты его спрятала у себя!!! Ты знала, что я люблю «Мифы и магию»! Ты специально!
На голове у новой знакомой шабаш. Кажется, всю ночь она не спала. Она пытается залезть под стол, но Джейсон опережает ее, выуживая из-под него дикое существо. Растрепанные темные волосы, веснушки, заспанное лицо, и голубые, пронзительные глаза, что покраснели от слез.
– Эй, Чарли…
– Нико спал у нее. Она приказала ему, спрятала… Он обещал мне, а она запретила, – задыхаясь от переизбытка эмоций, говорит ребенок.
Беатрис гневно скрещивает руки на груди.
– Что еще за разговоры, мистер? Тебе пять лет, веди себя, как взрослый!
– Но Нико обещал! Мы всегда играем с ним на ночь!
– Нико… был занят, – строго начинает она, густо покраснев. – Не позорь меня!
– Ты сама ужасная сестра!
– Эй, парень, гляди, что у меня есть, – начинаю я, прежде, чем скандал наберет необратимые обороты.
Ребенок, сперва недоверчиво, сползает с колен Джейсона и медленно подходит ко мне. Он встает на носочки и с восторгом замечает на белой скатерти синий кофе и оставшуюся на донышке жидкость.
– Что это? Зелье?
Я неуверенно киваю головой.
– А что оно дает? Здоровье? Очки? Силу? – тараторит он.
– Бессмертие, – выпаливает Калипсо.
– Так ты теперь как Зевс?
Я едва не шарахаюсь со стула. Кого-то он мне жутко напоминает.
– Ну, в общих чертах…
– А мне можно? Мне? – он тянет руки к чашке, но я во время отставляю ее в сторону.
– Если согласишься, что с сестрой ругаться плохо.
– Да-да, – отмахивается Чарли.
– И извинишься перед ней.
– Извини меня, Беатрис, – по-прежнему тарахтит он, даже не глянув на сестру.
– Обнимешь и скажешь что-нибудь самое приятное, – уже громко повторяю я.
Мальчишка переводит глаза с меня на чашку, а потом на растрепанную сестру. Кажется, его слова действительно задели ее. Он отходит от стола и медленно подходит к ней. Милее, наверное, ничего не видел. Он что-то шепчет ей на ухо, и сперва лицо ее недовольно и мрачно, но по мере того, как тянется время, Беатрис светлеет, а к концу его монолога, даже обнимает брата.
С каких пор я стал сентиментальным?
– Забирай приз, – усмехаюсь я, когда Чарли нетерпеливо глядит на меня.
Он выпивает остатки «зелья» залпом, а потом словно заведенный крутится на месте.
– Я теперь как Зевс! Как Посейдон! Гляди, Беатрис! Прямо как Аид! – он оборачивается ко мне, и я прячу улыбку, стараясь быть серьезным. – Ты самый лучший волшебник, которого я когда-либо встречал!!!
Странное, щекочущее чувство теплоты заполняет всю боль и отрешенность последних лет. У него хватило всего нескольких слов, чтобы сделать меня на мгновение таким счастливым. Нико. Конечно, я узнаю в нем этого непоседливого, живого и искреннего парня, что остался в прошлом. И эта схожесть еще одна причина, по которой Беатрис находится в этой комнате. Ребенок хохочет, радуется, безмятежно фырчит, словно управляет жидкостью в стакане.
Но все развеивается как дым. И мир снова останавливается. Шума больше нет. Ничего больше нет. Её волнистые светлые волосы были собраны в неаккуратный пучок, словно она только что проснулась. Да, так и есть. Об этом говорят грозовые глаза, что едва фокусировались на людях. Утро – самое худшее для нее время. Только через два часа она придет в норму, сможет нормально соображать, и это не будет автопилот.
Но я снова ошибся, потому что, когда ее глаза, минуя Чарли, останавливаются на мне, она замирает. Минутная заминка на ее лице говорит о ее нерешительности, страхе. Но маска сползает с ее лица, и, словно оживая, на ее губах искрится улыбка. Самая теплая улыбка.
– Я и не знала, что ты волшебник, – очень тихо, почти боязливо говорит Аннабет, и, помедлив, добавляет, – Перси…
***
– Этот последний, – ставя очередной, украшенный белой тканью и цветами стул, говорю я. – Когда привезут арку?
– К завтрашнему утру, – отзывается Пайпер, заходя под навес, где будет проходить церемония. – Боги, Перси… Ты все это сам? Всего за несколько часов?
Я и сам не уверен, что проделал эту работу в одиночку. Двести тридцать стульев, украшенных тошнотворными лентами и цветами. Двести тридцать раз слово, брошенное в пустоту: «Плевать». Двести тридцать раз в голове вспыхивали ее заспанные, облачные глаза.
– Ну, я мастер на все руки, – улыбаясь, отвечаю я.
Пайпер просматривает свои бумажки, сверяясь с планом.
– Отлично. Тогда ты свободен. Можешь идти одеваться.
– Я не уверен, что хочу…
–Послушай, – строго начинает она, – Беатрис и Нико не выдержат Чарли вдвоем. Это зоопарк, а этот бесенок нуждается в няньках. Тем более, у Аннабет есть кое-какие дела в городе…
Она таинственно улыбается, все еще глядя в свои бумаги. Если это была ее уловка, то я готов расцеловать Пайпс. Но вместо этого только прощаюсь с ней и возвращаюсь в дом. У веранды сидят остальные подружки невесты, среди которых я замечаю множество знакомых лиц. Девчонки из лагеря здороваются со мной, спрашивают о моей жизни, но едва я переступаю порог дома, тут же перешептываются. Ну, как же. Такова природа всех девушек.