– Ну, прости! Что ты как маленькая?
– На себя посмотри! Я стараюсь, чтобы тебя не слопали монстры в следующем году, а все что ты делаешь – это злишь меня, хорош напарник, – уверенно произносит она, даже не повысив на меня голос, – Я не буду с тобой больше тренироваться. Ищи другого учителя.
– Ты это серьезно?
– Вполне, – просто пожимая плечами, говорит она.
– Но мы ведь не напарники. Мы ведь… друзья?
Аннабет прищуривается так, будто это оскорбило ее еще хлеще «Воображалы». Что не так с этой девчонкой?!
– Чего ты еще хочешь? Чтобы я на колени встал?
– Мне ничего от тебя не надо. Отцепись, Джексон.
Она снова разворачивает и уже собирается уходить, как я загораживаю ей путь. Вы бы видели эти глазища! Злые-презлые, словно у химеры, только вот… Цвет. Красивый цвет. Забавный.
– Ты не понял?
– Я понял, – грубо отрезаю я. – Но ты не можешь от меня отказаться. Друзья так не поступают, а ты… Ты мой самый лучший друг. Ты меня не бросила, Аннабет. И вся эта заварушка с молниями Зевса, я ведь бы не справился без тебя. Если хочешь, больше не буду называть тебя Воображалой. Просто… это ты, понимаешь? И я привык к этому. Это только твоя кличка.
– Что это с тобой? – снова удивляется девчонка. – Головой ударился, что ли?
– Ты мне нужна. Можешь издеваться и насмехаться надо мной, а мне плевать. Давай, пошли тренироваться дальше. Ужин еще не скоро, хотя я могу пропустить и его, если того потребует мой сэнсэй, – я расплываюсь в улыбке, представляя Аннабет в кимоно. – Ну, что? Идет?
– Сильно я тебя шибанула…
– Но это не значит, что в следующий раз я не надаю тебе по мозгам, – замечаю я.
Аннабет еще долго смотрит на меня своим пронизывающим взглядом. Она не верит мне, или сомневается. И снова я буквально слышу шуршание механизмов в ее голове. Я улыбаюсь, и тогда ее лицо светлеет. Подруга ударяет меня в плечо кулаком в знак перемирия. Обычно она дает подзатыльник, но сегодня она, видимо, в хорошем расположении духа.
– Не будь таким самонадеянным, Рыбьи Мозги, – отвечает она, и, помедлив, добавляет: – Нет. Ты будешь называть меня «Воображалой», потому что… это ты, Перси. Может, сообразишь, когда-нибудь.
– Соображу что?
На этот раз глаза Чейз искрятся добротой и чем-то еще. Мама всегда провожала меня этим взглядом в школу. Когда обнимала или желала спокойной ночи. Этот взгляд появлялся в ее зеленых глазах, когда она говорила об отце. Мечтательный, живой…
– Не бери в голову, Рыбьи Мозги. Считаю до трех, и ты должен быть на арене…
– Эй, я ведь извинился!
– Но никто не отменял занятий!
Под ее звонкий смех я несусь к арене. Однажды я раскрою твой коварный план, Воображала. И тогда я «соображу».
– … платье ни в коем случае нельзя обрезать и подшивать! – возвращает меня в реальность чей-то крик. – Аннабет! Не глупи!
– Послушайте, все можно ушить за несколько часов. Шнуровка в любом случае позволит скрыть все недочеты, – вмешивается чей-то второй голос. – Молодой человек, что же вы молчите?
Наверное, это она мне. Но я продолжаю неотрывно следить за небесным существом, все еще боясь спугнуть его. Аннабет обернулась ко мне спиной и теперь разглядывала себя в зеркало, разглаживая ткань, таявшую под ее руками. Но украдкой, я готов поклясться, она поглядывала на меня, все еще улыбаясь. Наверное, я выгляжу, как полный идиот, но честное слово – было плевать.
– Перси? Мальчик мой, с тобой все хорошо? – пролепетала миссис Оллфорд.
– Да, да… Вполне.
Аннабет снова оборачивается ко мне. Разводит руками, словно ребенок, сделавший глупость, и пожимает плечами.
– Мне кажется, это не мое…
– Но оно ведь так нравилось вам! – воскликнула одна из женщин.
– Знаю, просто оно не сидит на мне…
– Сидит, – отрезаю я.
Грозовые глаза неуверенно и настороженно останавливаются на мне.
– Ты ведь не понимаешь ничего в платьях, – ухмыляясь, говорит она.
– В платьях – абсолютно ничего, но это… Если ты не купишь его, вся свадьба коту под хвост, – как можно более дружелюбно произношу я.
Маленькую зеркальную комнатку наполняет смех женщин. Смеются все, кроме нее, потому что Аннабет слишком умна для того, чтобы не искать в этой фразе подтекста. И я улыбаюсь. Самой спокойной, веселой улыбкой, на которую был только способен в этот момент.
Я обманывал себя. Весь день, расставляя стулья, я свято верил в то, что это наша свадьба. Что это она, такая нежная, безмерно красивая, живая будет стоят рядом со мной у этой гребанной арки, что привезут завтра. Что это она станет смыслом всей моей жизни. Что это я буду самым счастливым человеком…
И, видимо, вся эта гамма чувств и теплоты пляшет на моем лице, потому что она, наконец, улыбается мне.
Три года – не так уж много, чтобы теперь испортить твою жизнь.
========== 5. ==========
V
Жара в Новом Орлеане как один из атрибутов достопримечательностей. Несмотря на то, что в такси работает кондиционер, а окна закрыты, я чувствовал себя жутко. Будто меня варили заживо, а все, что мне оставалось - слушать чертову попсу. Но так уж лучше, чем сидеть сзади вместе с Аннабет. Я вылетел из дома Оллфордов, как ошпаренный. Занял место впереди, несмотря на укоризненный, шокированный взгляд Нико. Что за идеи у этого парня?
В общей сложности, мы едем уже полчаса, и минут двадцать из этого стоим в застопорившейся пробке. Изучая архитектуру города (кажется, это неизбежно) становится ясно, почему именно здесь вьет гнездо семья Оллфордов. Слишком красивые фасады с витиеватыми узорами, слишком красивая кладка кирпича, что в тоже время выглядит, словно произведение искусства. Глупость, конечно. Это всего лишь серые невзрачные здания со странными фигурками незнакомых мне святых. Олимпийцы бы позеленели от злобы.
– А это французский район Биг Иззи, – вмешивается шофер в мои мысли, неопределенно кивая в сторону. – Самый старый район нашей гордости. Если хотите хорошенько перекусить, вам туда.
– Биг Иззи? – скептически переспрашиваю я.
– Новый Орлеан – место отдыха, парень. Ты чернее тучи, в самом деле. Здесь таких не любят, – улыбаясь, отвечает он.
Неужели? И как мне с этим жить?
– Он – волшебник. Он превратит вас в гадюку, вот увидите, – вопит с заднего сидения Чарли.
Я оборачиваюсь и встречаюсь с довольным взглядом ребенка, что, кажется, гордился собой.
– Дай пять, защитник.
– Иди-ка сюда, – усаживая вырывающегося Чарли к себе на колени, говорит Нико. – Минус пять очков от молний Зевса за поведение.
– Чего? Это еще почему?
Но Нико игнорирует его вопли, спокойно глядя в окно. Вот это и в правду – стальная выдержка. Не знаю почему, но на ум приходит только повзрослевший Нико, что играет со своим сыном в бейсбол. Без скелетов. Без этого съедающего черного взгляда. Без боли прошлого. С лукавой улыбкой, сияющими глазами, и Беатрис, что вернула его «с того света». В буквальном смысле.
– И никакой сладкой ваты. В прошлый раз ты не давал мне спать, – устало говорит сын Аида, щелкнув парня по носу. – Отпаивать тебя чаем в три утра – не круто.
– Ты стал хуже Беатрис, – шипит Чарли, скрещивая руки на груди.
– Я все еще здесь, братец, – прекращая разговор с Аннабет, ретируется девушка.
– Я куплю тебе сладкую вату, – перегибаясь через колени Беатрис, заговорчески шепчет Воображала.
Мальчишка просиял, словно она уже одарила его вкусным лакомством. Он пытается подмигнуть ей, но получается крайне нелепо, словно он неудачно зевнул. Когда Аннабет отклоняется, я с ужасом понимаю, что выбрал не самое лучшее время для вздоха. Ее волосы по-прежнему пахнут полевыми цветами, словно она вплетала их в свои волосы. Распущенные по плечам, они пружинились при каждом ее движении, ожившие, светлые, отливающие золотом на свету. Мне вдруг захотелось попробовать их на ощупь, убедится, что это не ведение, что она жива. Что она по-прежнему моя.