Кормили меня сырым мясом. Небольшой кусочек один раз в день. Вода постоянно находилась в клетке. Солома на полу служила мне постелью, клетку чистили два раза в неделю.
Не знаю, где я оказалась. Какие-то люди сначала еще приходили на меня смотреть, потом прибегали одни только дети. Я особенно запомнила одну девочку.
Я сидела, обхватив прутья руками, и смотрела на детей, что смотрели на меня. Вдруг одна девочка приблизилась ко мне и просунула сквозь прутья клетки сладкую булочку. Как это было вкусно! Я проглотила булочку, едва успев почувствовать его вкус. С этого дня эта малышка почти ежедневно угощала меня каким-нибудь лакомством, с каким же нетерпением я ожидала ее прихода.
Но однажды, когда эта девочка стояла около моей клетки, к ней подошли три подростка. О чем они говорили, я не могла понять, но разговор был скорее похож на ссору, после этого девочка больше не приходила, а моя жизнь превратилась в кошмар.
В один из дней подростки подошли вплотную к прутьям с отвращением и презрением разглядывали меня. Швырнули в меня несколько камней, но я увернулась от них, мальчикам это показалось забавным и началось… Каждый день они приходили к клетке и гоняли меня по ней, придумывая все новые и новые способы заставить меня метаться. Однажды пришли с какими-то небольшими трубочками. На вид совсем не страшными, но когда они начали стрелять по мне, оказалось, что из трубочек вылетают небольшие металлические шпильки с зазубринами на концах. Они впивались в кожу, застревая в ней. Мальчики целились в лицо. Мне ничего не оставалось, как забиться в угол, подставив под обстрел спину. Как же больно было доставать эти крючки! Чтобы вытащить их мне приходилось вспарывать себе кожу.
Как же я после этого случая, стала боялась этих детей. Шаги своих мучителей я слышала за несколько сот метров. Все холодело внутри меня от ужаса, но я ничего не могла сделать. Однажды они облили меня какой-то жидкостью и стали бросать в меня зажженные палочки. Тряпка, которой было обмотано мое тело, загорелась. От ужаса я кричала так, что служители мгновенно примчались и помогли мне. Я надеялась, что они как-то накажут этих подростков, которые даже не собирались убегать, спокойно стояли у клетки, наблюдая, как меня поливали водой. Служитель вместо того, чтобы накричать на них, наоборот, склонившись в поклоне, что-то услужливо говорил им, а потом проводил до выхода. В следующий раз они обстреляли меня колючками какого-то ядовитого растения. В местах, где колючки прокололи кожу, образовались язвы, которые пекли огнем, а потом чесались так, что хотелось содрать себе кожу. Я не пыталась привлечь внимание к своим ранам, боясь, что если смотритель заметит, как они быстро заживают, то я накличу на себя еще большую беду. Так чуть и не случилось, когда эти подростки подсунули мне отравленную конфету. Я чувствовала, что ее есть нельзя. Знала же… и все равно съела. Я уже один раз пробовала конфеты, знала, как это вкусно. К счастью я продержалась до самого вечера и съела конфету, когда уже опустились сумерки.
Сначала мне захотелось пить, и я залпом выпила почти всю воду, что стояла в клетке. Потом все внутренности скрутила такая боль, что я рухнула на пол не в силах стоять на ногах. Желудок жгло огнем. Я догадалась вызвать себе рвоту, стало легче, я снова выпила воды и снова вырвала. А потом провалилась в беспамятство. Пришла в себя на рассвете. Мне стало легче. Я, хоть и шаталась от слабости, кое-как с помощью соломенной подстилки, постаралась смыть следы того, что со мной было ночью.
А потом я стала думать, что же мне делать. Я так ненавидела этих детей, так ненавидела! У меня от желания их убить скрипели зубы. Я хорошо понимала, что если не избавлюсь от них, они меня убьют, или заставят меня выдать себя, и служители поймут, что я другая. Думала я долго, и все же придумала.