Телепат переместился по видению и остановился возле сидящего на полу человека.
Старик. «Безумный вонючий старикашка». Его можно оставить в покое. Фоторобот с его лицом уже после первого раза на руках у лучших сыскных ищеек. Сергей бегло осмотрел старика ещё раз, но ничего нового не увидел. Те эмоции, которые излучал этот застывший метроном, также не внесли ясность. Боль, отчаяние, жалость, самобичевание и страстное желание умереть — всё было и раньше. А теперь нужно двигаться дальше. Нужно спешить и выхватывать каждую деталь.
Сергей присмотрелся к первому трупу.
Сын. Воспоминания старика, которые получалось прочитать за все четыре раза, не вызывали сомнений. Это был стариковский сын. И сегодня впервые он из аморфного пятна превратился в человека — мёртвого и безмолвно требующего возмездия. Сергей смотрел на лицо убитого и запоминал каждую деталь, чтобы после выхода из видения с точностью передать детали штатному художнику-криминалисту. Важно было всё: шрамы, наколки, обыкновенные родинки. Бывали случаи, когда и бородавки помогали в поиске. Но больше всего помогали в поиске именно татуировки. (Сергей ментально ощупал свою армейскую наколку на предплечье.) А потому важна любая мелочь.
Вот: на подбородке старый выпуклый шрам и маленькое родимое пятнышко на запястье. Уже что-то. Но нужно спешить.
Уделив телу покойника и его одежде несколько секунд, Сергей замер. Ему показалось, что грудь покойника медленно приподнялась.
Что это? Он жив? Старик ошибся, и его сын ещё жив?! Или просто показалось?.. Трудно сказать что-то наверняка, когда воспроизведение замедленно в тридцать раз. Телепат будто поморщился — растянутое уханье старика (тоже в тридцать раз) неприятно резало слух и вызывало в памяти старые детские кошмары. Но если сын старика жив, тогда почему Сергей этого не заметил ещё до остановки видения?! И сам старик: неужели он ошибся?
Вопросы — много вопросов. Время идёт, и нужно торопиться. А поэтому никаких «почему», все вопросы — после. Ответы обязательно найдутся.
Проследив ещё раз за грудью лежащего на полу человека, Сергей готов был поклясться, что всё-таки она медленно… очень-очень медленно… поднималась. Он посмотрел на глаза-сливы, и ему показалось, что они проясняются. — Внушение? Или погрешности видения? — Как бы там ни было, это может помочь в дальнейшем. А сейчас нужно двигаться дальше. Времени для спасения людей почти не оставалось.
Посмотрев на второй труп, Сергей виртуально покачал головой. Тут он бессилен. Он смотрел, словно через матовое замыленное стекло, и видел лишь сгусток чёрного тумана. Для того чтобы его развеять, нужно ещё одно видение. Это, как минимум. И это означает, что чёрный туман останется таким до самого преступления — или до того момента, когда его удастся предотвратить.
Рябь снова прошла по видению, словно по глади пруда пробежала огромная водомерка, — предзнаменование того, что скоро опустится чёрный занавес. Но нужно, нужно, нужно отыскать ещё хоть что-нибудь, любую зацепку, — ведь пригодиться может самое незначительное!
Сергея что-то отвлекло.
Он ощутил, как у его оболочки, сидящей в отделении среди друзей, стали покалывать кончики пальцев, и нестерпимо зачесалось рука чуть ниже локтя. Но всё это — мусор, грязь и сбившиеся настройки, — на такие мелочи он не должен обращать никакого внимания! Только видение — и ничего больше! Он должен найти ответ там во что бы то ни стало!
И в это время послышался звук. Новый звук! — Ещё один подарок четвёртого видения.
Звук доносился издалека, но откуда-то сзади — как раз оттуда, что находилось за пределами видения. Сергей мог бы поручиться, что это заговорил человек. Заморозка видения — штука скверная, и в растянутом человеческом голосе всегда сидело что-то жуткое и почти демоническое. Ощущения сейчас — именно такие. На миг Сергей порывался даже разморозить видение, чтобы разобрать слова, но ведь у него оставалось ещё целая минута — минута для подробностей! И он сделал выбор в пользу этой минуты.
Сергей сглотнул комок в горле — там, где-то далеко, по ту сторону видения. Видение снова подёрнулось рябью и успокоилось.
Уподобившись фотоаппарату, он стал выхватывать обстановку комнаты: криво стоящий стол с изрезанной грязной клеёнкой, на столе — газета, придавленная ранетками, исписанный листок бумаги с ручкой, несколько кусочков чёрного хлеба, шмат сала, два стакана и полупустая бутылка водки; рядом со столом стоит убогая табуретка с порванной дерматиновой обивкой — из дыры выглядывает поролон, сам дерматин покрутило, и за него зацепился край полинявшей бежево-красной занавески; под столом и возле трупа валяется много чего разного: пачка сигарет в мягкой упаковке (название не разобрать), несколько окурков, бутылка (судя по смутным очертаниям этикетки, это может быть портвейн), пустая банка из-под кильки, полупустая банка-пепельница, с десяток яблок и белый пакет — некоторые яблоки и пакет вымазаны в крови; возле второго трупа видны ножки ещё одной табуретки — они или тоже в крови, или просто грязные; и, наконец, тёмно-синяя дверь с облупившейся краской — из дыры в двери торчит мужская рука, густо поросшая рыжими волосами.